Мартин Скорсезе. Главный «гангстер» Голливуда и его работы - Том Шон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже по своему названию фильм «Воскрешая мертвецов» выглядит как попытка изгнать старых призраков — и призвать на их место старых чертей. Как и «Таксист», он отображает ту смесь стилистического возбуждения и тематического переопределения, которая характеризует большую часть поздних работ Скорсезе. Это все тот же старый экспрессионизм, который ищет повод погудеть на прощальной вечеринке. Спустя почти двадцать пять лет после того, как Трэвис Бикл, словно Данте, вышел на улицы, заполненные нью-йоркской мразью, Фрэнк ведет свою машину «скорой помощи» по скользким от дождя улицам города, неоновые огни которого проникают в сознание не призрачным мрачным потоком, как в «Таксисте», а с гораздо более быстрым и мощным наплывом амфетамина. Доставляя пациентов в залитое кровью приемное отделение, похожее на чистилище в преддверии ада, он не знает, смеяться ему или плакать. И фильм следует его примеру, постоянно переключаясь между печалью и юмором висельника, чтобы в конце концов прийти к своему особому, скорбному и изменчивому тону. «Мне всегда снились кошмары, — говорит Фрэнк, — но теперь они не ждут, когда я усну» (вспомним бессонницу Трэвиса). Это персонаж, который напоминает героев первых работ Скорсезе, в частности Чарли из «Злых улиц». Это самозваный святой, который верит, что его послали на Землю, чтобы спасать других людей, тогда как спасать нужно его собственную душу.
Роберт Ричардсон в своей характерной операторской манере показывает Вест-Сайд Манхэттена сущим кошмаром
«Фрэнк — это не ангел-мститель. Вместо того чтобы убивать людей, наш главный герой пытается их спасать. Когда мы делали фильм „Таксист“, нам всем было около тридцати лет. Сейчас нам около пятидесяти или за пятьдесят. Это другой мир, и мы тоже другие».
Фрэнк встречает на своем жизненном пути трех человек со всевозрастающим уровнем патологии. Первый, сыгранный Джоном Гудманом, беспокоится только о том, когда ему удастся поесть или поспать; второй — легко возбуждающийся мошенник (Винг Рэймс); наконец, третий — громила в камуфляже (Том Сайзмор), который, по сути, только и ждет повода для того, чтобы совершить жестокое преступление.
Фрэнк как будто высвобождает демонов из дерева. Ночь за ночью ему снится Роуз, осуждающий взгляд которой мерещится ему в лице каждой из прохожих девушек. Нельзя сказать, что он не может простить себя за то, что не спас ей жизнь. Он не может простить себя за то, что стал равнодушным. И вот эта тема в фильме может показаться немного излишне литературной и проработанной — скорее позой человека, сознающего свою вину, чем самой этой виной. Впрочем, на данный момент своей карьеры Скорсезе, похоже, не желает проводить между ними никакого различия. Остаются и другие вопросы. Мэри снова становится наркоманкой из-за какой-то внутренней перестройки или просто потому, что Фрэнку на данном этапе нужна другая душа, которую он будет спасать? Или потому что именно так Скорсезе представляет себе спуск в наркоманский ад? Этот эпизод заканчивается достаточно эффектно: дилер насаживается на решетку ограды в позе распятого Христа. И когда медики пытаются освободить его, вдали вспыхивают огни фейерверка… Так выглядит финал оды Нью-Йорку, безумному городу, который определенно является городом Скорсезе. И ничто в игре Аркетт, тихо сочувствующей своей героине, не намекает на возможность вернуться сюда вновь.
На противоположной странице: Пока Маркус (Винг Рэймс) возносит молитвы, Фрэнк борется за то, чтобы вернуть к жизни жертву передозировки
На противоположной странице: «Мне всегда снились кошмары, но теперь они не ждут, когда я усну». Фрэнка преследуют лица людей, которых он не смог спасти
«Я не ожидаю, что это будет блокбастер. Слава богу, что мы вообще смогли это сделать. Не думаю, что это будет приятно для всех, но я хотел буквально заставить зрителя совершить эту моральную и духовную поездку на американских горках…»
Наконец он обретает покой в объятиях Мэри (Патрисия Аркетт)
«Скорсезе исполняет роль Спайка Ли, который исполняет роль Скорсезе», — именно так отозвался о фильме критик Дж. Хоберман в еженедельнике «Village Voice». «Настроение фильма — скорее тревожащее, чем возбужденное, так как Скорсезе постоянно то устраивает кровавую баню под музыку регги, то передает жалость изломами линии горизонта, то использует в кульминационный момент белый свет как символ искупления». То, что делает безумный фильм спокойнее — так это актеры. Бледный и изможденный, словно святой на картинах Эль Греко, Кейдж играет одну из своих самых проникновенных ролей. Аркетт распространяет вокруг себя красоту и спокойствие, которые успокаивают Фрэнка, как бальзам; кажется, они общаются только шепотом. Даже находясь вместе в машине «скорой помощи», они просто сидят рядом и ничего не говорят. Это прекрасная сцена, чье неожиданное спокойствие несет в себе след «Кундун». Кажется, новой кожей наслаивается поверх предыдущей. Замечательно красив финал картины: опустошенный и истощенный Фрэнк поднимается по лестнице, ложится в постель с Мэри, кладет голову ей на грудь — и погружается в глубокий сон. Ни один из прежних фильмов Скорсезе не заканчивался на такой ноте: истерзанный герой обретает заслуженный покой.
«Банды Нью-Йорка»
2002«Я много лет очень хотел снять эту картину, потому что она касается истории этого города, а история этого города, как мне кажется, на самом деле является историей Америки».
«Изначально то, что у нас было изложено на бумаге, было более новаторским, в некотором смысле больше литературой, чем кино. По крайней мере, так мне
