Мартин Скорсезе. Главный «гангстер» Голливуда и его работы - Том Шон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я был одержим историей города. В ней было так много замечательных событий, так много историй, так много разных персонажей, так много всего, что я хотел показать! Но все это никак не укладывалось у меня в голове, что меня не устраивало. Я понимал, что должен буду принести в жертву слишком многое, и поэтому постоянно чувствовал себя не в своей тарелке».
Декорации длиной в милю в римской киностудии «Чинечитта» — впечатляющая копия района «Пяти точек» на Манхэттене
По крайней мере один раз Скорсезе угрожал уйти со съемочной площадки и дать возможность кому-то другому закончить этот фильм. В конечном итоге дело закончилось тем, что к видеомониторам прикрепили зеркала заднего вида, чтобы предупреждать Скорсезе о приближении Вайнштейна. Он и Ди Каприо также согласились заплатить в общей сложности 7 млн долларов, чтобы помочь компенсировать перерасход средств на картину. Но к этому моменту компания «Miramax» уже потратила как минимум на 10 млн долларов больше, чем планировалось, а бюджет фильма увеличился до более чем 103 млн долларов. Работа затянулась настолько, что Камерон Диас пришлось покинуть группу, чтобы сниматься в своей следующей картине «Милашка» («Columbia»). Этот эпизод закончился еще одним большим сражением с Вайнштейном. «Я должен отпустить Камерон!» — кричал продюсер. «Ты не сделаешь этого!» — кричал в ответ Марти.
«Марти, где ты видел актрису, которая работала практически бесплатно на площадке четыре с половиной месяца подряд, а всего шесть месяцев, а потом в один прекрасный день уходит на гонорар в 15 млн долларов — и ты ее не отпускаешь!» Скорсезе в ответ сказал, что сам переговорит с «Columbia».
«Да твою ж мать, делай как хочешь», — ответил Вайнштейн. Позднее продюсер вспоминал: «Да, он позвонил в „Columbia“, и там его послали. Он так разозлился, что перевернул стол, который посчитал моим, хотя это был стол Дэвида Парфиттса [консультанта по производству]. Ошибся…»
Свидетель последних дней съемки Джей Кокс вспоминал, что в эти дни стали уходить статисты, у группы начали забирать реквизит. «Давление на Марти было необычайно сильным, — отмечал Кокс. — Он снимал финальное противостояние между героями Дэниела и Лео, когда они фактически заставили его остановиться на середине кадра: „Все, все“. Получилось так, как будто ты пылесосишь, а тут кто-то вытаскивает вилку из розетки».
«Представьте себе, что Трэвис Бикл пересказывает фильм „Унесенные ветром“, — писал один из критиков в журнале „New York“. По его словам, трудности, которые возникают при попытке представить себе такое, ясно свидетельствуют как о смелости, так и о полном провале фильма Скорсезе. Это душераздирающий фильм в том смысле, в каком им может быть шедевр прошлого: яростный, израненный, незавершенный, гальванизированный всякими дикими и хитрыми изобретениями. Действие фильма начинается с жестокой уличной драки на снегу, которую устроили в 1846 году две враждующие банды.
Родившиеся в Америке „местные“ во главе с Биллом Мясником соперничают с бандой „Мертвые кролики“, состоящей из ирландцев. Во главе этой группировки стоит Священник Валлон (Лиам Нисон). Жестокое и кровавое сражение, в ходе которого снег становится красным от крови, снято вблизи; это серия наплывов, которые делаются под низкими углами крупным планом. Эта сцена — прекрасное напоминание о том, что Скорсезе умеет лучше всего: показать конфликт так близко, что кадры фильма ощущаются зрителем, как удары по его собственным почкам. Как режиссер он всегда был агорафобом, то есть очень боялся открытых пространств. Скорсезе — это экспрессионист, это городской паук, который прячется в пятнах тени. Он примерно так же скучает по широко открытым пространствам, как герои Харви Кейтеля и его банды из фильма „Кто стучится в мою дверь?“ мечтают о сельской идиллии. Уже фильм „Злые улицы“ был почти целиком снят с рук, а ко времени „Таксиста“ мрачный и изменчивый Нью-Йорк стал едва ли не душевным состоянием и образом мысли режиссера.
Скорсезе рассматривал фильм „Банды Нью-Йорка“ как „попытку внести свой вклад в традиции американского эпического фильма“
„Банды Нью-Йорка“ — это гангстерский фильм, начало которого совпадает с концом вестерна.
Амстердам в схватке с бандитом и расистом Макглойном (Гэри Льюис)
Широко известный фильм „Унесенные ветром“ — с его великими историческими перспективами, его ощущением того, как зрелище усиливает эмоции — исходит из совершенно другой визуальной грамматики. После первого часа просмотра фильма „Банды Нью-Йорка“ возникает ощущение, что Скорсезе пытается найти какой-то компромисс между масштабностью в духе Дэвида Селзника, продюсера „Унесенных ветром“, и интенсивным использованием собственных приемов. Так, оператор Михаэль Балльхаус и режиссер-постановщик Данте Ферретти выбирают для фильма темную палитру из низко висящего задымленного неба, под которым находится запутанный до клаустрофобии лабиринт из деревянных лачуг, вымощенных булыжником улиц и грязных дорожек. Получается потрясающая картина, нечто среднее между китайской оперой и Лондоном в фильме Дэвида Лина „Оливер Твист“. Впрочем, зрителю не требуется много времени, чтобы понять, где лежат границы этой картины. Вблизи у них возникает чувство легкого недоумения: „Ради чего именно снят этот масштабный исторический эпос?“ Возможно, психологическая наполненность источника оказалась слишком велика для творческого регистра Скорсезе, и он оставался неудовлетворенным до тех пор, пока не довел эти величины до определенной степени соразмерности. Вполне могло случиться и так, что он просто не смог удержаться от демонстрации своего мастерства: в ленте есть несколько панорамных съемок с крана, великолепная избыточность которых согрела бы сердце Сесила Б. Демилля, известного мастера показа роскоши.
Как представляется, нет ничего удивительного в том, что фильм находит свою самую твердую опору в подполье. Скорсезе, кажется, нравится погружаться в катакомбы, где его длинные кадры помогают исследовать пространство — и где сын Валлона, Амстердам (Леонардо Ди Каприо)
