Оксюморон - Максим Владимирович Альмукаев

человеку не впасть в грех отчаяния. Грубость и отупление, вот как я охарактеризовал бы окружающую меня действительность попроси ты меня об этом. Здесь нет ничего из того, что могло бы принести пусть не истину, но для начала хотя бы понимание того, что есть хорошо, а что плохо. Знаешь дорогой мой друг, в писании есть место, где спаситель обращаясь к апостолам говорит “На путь к язычникам не ходите ибо греха они не ведают”. Так вот, здесь я понял страшное, – эти люди и есть самые настоящие язычники, которые не ведают греха. Они просто идут туда, куда ведут их инстинкты. Мы не можем оценивать содеянное ими в критериях не только “грех” и” благодетель”, но и” хорошо” и “плохо”. Они безгрешны друг мой Максим, ибо не осознают нравственных аспектов свершаемых ими поступков. Ведь грех, это отступление от осознаваемого человеком пути, проложенном за долгие века цивилизацией. Именно осознаваемого. А они? Разве они осознают, что убивая друг друга в драке они поступают плохо или те дети что предавались плотским утехам, что ещё Максим они должны были бы испытывать кроме удовольствия? Стыд? Да они просто отвечали на зов инстинкта как это делают дикие звери вот и всё. Но главное друг мой заключается в том, что мы цивилизованные люди больше не в праве судить их по законам цивилизации по тому что цивилизация здесь спасовала и отступила. Они дикари. Да-да Максим эти люди нуждаются не в священнике а в миссионере которые некогда приходили в варварские племена и жили с ними. Не хотелось бы прозвучать самонадеянно, но я ощущаю себя миссионером. Этот путь может оказаться для меня чреват большими неприятностями, ибо я знал из курса семинарии чем чаще всего для этих проповедников заканчивались такие вояжи, но другого пути я не вижу. Да –да Максим друг мой не вижу. Моё положение усугубляется тем что совсем не далеко от того места где расположен наш посёлок есть город. Самый настоящий город, который мне не доступен. Нет-нет не по тому что я не волен в поступках, хотя, как я уже говорил, кто знает не есть ли мой охранник одновременно надзирателем. Я не могу покинуть этот посёлок поскольку этот поступок будет равен поражению. Они не могут пойти туда ибо город, и это мне уже доподлинно ясно является для них недостижимой мечтой. К которой они как оставленные матерью дети тянут руки каждое утро. Только здесь я понял, что лучшего места для укрепления своей веры мне не найти. Помнишь Максим у нас с тобой состоялся спор в пылу которого ты сказал мне что церковь это прежде всего место где пристанище обретёт всякий, кто скажет себе “ Я хуже Господи, чем мог бы быть с твоей помощью, приложи я усилие и призови на помощь имя Твоё”. Тогда я нашёл твой довод правильным, но здесь Максим, среди этих полу детей, и, страшно вымолвить, полу животных, я вдруг поймал себя на мысли что проповедуя им слово бога милостивого не впадаю ли я в грех гордыни наделяя себя правом нести своё представление о боге им. Именно своё представление. Пожалуй, далёкий мой друг здесь я должен задержаться и объяснить тебе, что я имею ввиду. Знаешь Максим мне на кануне подумалось, что когда и если придёт время уходить на покой я поселюсь в каком ни будь городе полном разврата и мерзостей греховных. Я почти уверен друг мой что это моё решение удивит тебя, но признай Максим, что не велика трудность быть святым в пустыне. Гораздо более труден путь того, кто возжелал отгородиться от мирских соблазнов в городе, где искушениями пропитан сам воздух. Я вспомнил недавно как один мой знакомый рассказал мне историю о том, как в одну из стран запада был приглашён последователями, некий восточный гуру. Надобно тебе заметить, что, у себя на родине этого человека почитали едва ли не святым. Какого же было изумление последователей этого святого, когда придя в гостиницу на следующий день, они не обнаружили его на месте. Метрдотель отеля сообщил им что старик в странной одежде ушёл спозаранку и до сих пор не вернулся. Ученики в тревоге бросились искать своего учителя, опасаясь что с ним могут произойти несчастья в их городе полном греха. Долго они не могли его найти. Надо сказать что главным образом они сосредоточили свои поиски на местах духовных как-то синагоги, церкви, мечети, пологая что не довольствуясь своей мудростью их учитель взалкал чужой. Но все усилия были напрасны. Старик как сквозь землю провалился. И вдруг, о чудо, старик нашёлся. Один из учеников проезжая по городу заметил возле одного из киосков торгующих журналами шафрановую мантию. Это был гуру. Но занят он был очень странным занятием а именно он пристрастно выбирал себе порно журналы. Суть этой истории заключается Максим в том, что ошибка этих людей заключалась в том, что когда они бросились искать своего учителя по духовным местам, искали они не своего гуру, а своё представление о том каким должен быть их гуру. В то время как их гуру был всего лишь старым человеком, измученным воздержаниями исход которых всё равно предрешён ибо сколько не восседай в позе лотоса а коса смерти справится и лотосом. Нельзя жить душой на небе, а телом на земле. Нельзя. Именно здесь я понял насколько в опасном положении находится вера там где сейчас пребываешь ты. Ведь там в циничном и весёлом мире в скором времени все наши ценности будут непременно подвержены строжайшей ревизии. И скажи мне мой дорогой друг, положа руку на сердце выдержит ли эту ревизию наша религия? Нет-нет друг мой я говорю не о священниках –педофилах и не о богатстве наших владык, которое уже стало притчей во языцех. Не станем опускаться до материального. Но прикоснёмся к более возвышенным фракциям этого вопроса и что мы увидим здесь. ЛИЦЕМЕРИЕ. Ведь говоря о всепрощении разве можно забыть про газовые камеры концлагерей, в которых умирали безвинные дети. О сверкающих на солнце пряжках с надписью с “ С нами Бог”. О бравых солдатах, лихо разрубающих палашами беззащитных младенцев. И как итог, о той стране, которая открыто отвергла Бога, но победила этих солдат, да ещё и восстала из пепла, накормив не только своих детей, но и многих голодных детей мира. Так где же был Бог тогда? Где его всеблагая воля, когда женщина доведённая до отчаяния нищетой вынуждена делать аборт