Оксюморон - Максим Владимирович Альмукаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третье ноября. Сегодня с утра я попробовал поговорить с моим хозяином о городе. Всякий раз когда я произносил какую-нибудь фразу обращаясь к нему я видел как он пытается удержать мои слова в своей памяти, словно запасаясь ими про запас. В конце концов я оставил свои попытки. Честно говоря задавая вопросы я не рассчитывал на его ответы. Я решил ориентироваться на его реакции. Я видел как вы смотрели на город, сказал я, ты знаешь что это за город спросил я. Услышав мой вопрос он испуганно посмотрел на меня. затем на дверь словно ожидая что в неё войдёт кто-то кто покарает нас обоих. Нет города сказал он скороговоркой, мираж есть, города нет, нет города. Мечта есть, цель есть, города нет. И он по-детски приложил указательный палец к губам. Я решил не продолжать разговор. Я понял чем являлся для этих людей тот город. Он был для них примерно тем же чем для нас с тобой является рай небесный. С той лишь разницей что им не нужно в него верить они видят его каждое утро своими глазами. Во истину их удел куда более счастливый чем наш с тобой мой друг. Пути господни неисповедимы. Я оторвался от чтения. Тут было над чем поразмыслить. Выйдя из вагончика на свежий воздух я не без удовольствия расправил плечи.
Погода была чудесная. Жара ещё не вступила в свои права. В небе висела длинная цепь перистых облаков, протянувшаяся до самого горизонта. В ветвях высоких деревьев шелестел ветерок. Я посмотрел в сторону города. Если верить дневнику, эти люди верят в то, что город не просто пуст, а его вообще нет. Что это если угодно сродни фате-Моргана в пустыне. С того места где я стоял было видно обширное озеро. Оно казалось искусственным, вырытым людьми, покрашенным в синий цвет и обставленным холмами из папье-маше. Посёлок жил своей обычной жизнью. Горели костры играли ребятишки. Возле некоторых вагончиков женщины длинными ножами срезали с подвешенных за крюки собачьих туш мясо и бросали их в стоящую подле посуду. На всех лицах без исключения я видел всю ту же улыбку. Я подумал, что мне не легко будет добиться от них того за чем я здесь. Понимаешь Максим хоть религия и учит что впадать в уныние есть худший из грехов, но положа руку на сердце сможешь ли ты, я, признаюсь сколько не старался так и не смог, назвать случай, когда бы люди вспоминали по-настоящему о Боге пребывая в достатке и благополучии. А у этих людей радость обретала какую-то непостижимую природу. Грешно сказать, но если бы смысл религии был бы в радости, и здесь имелся бы какой –ни будь культ. То скорее они меня обратили бы в свою веру, а не наоборот.
Далее было вырвано несколько листов. Возможно они понадобились хозяину для растопки печи или тот, кого здесь звали Грустные страницы нашёл правильным что бы они ни когда не увидели свет, но так или иначе следующей датой было одиннадцатое Ноября.
Одиннадцатое Ноября. Максим я наверное должен извинится перед тобой ибо не пристало рассказчику прерывать беседу на столь долгий срок, но в последние дни было столько забот что едва я приходил домой как тут же падал на кровать и засыпал. Я не стану рассказывать тебе всё что мне довелось тут увидеть своими глазами. Я не судья этим людям ибо получи я от них вопрос где был столь всесильный по моему мнению господь когда они год за годом погружались в трясину ничтожества я тоже не нашёлся бы что ответить. Но поверь картины которым я был свидетелем потрясли бы самую извращённую фантазию. Чего только стоит один случай когда однажды прогуливаясь по посёлку я услышал доносящиеся из-за небольшого сарая странные звуки. Сначала я подумал что там сношаются собаки или кошки. Уж не знаю какой в тот момент демон обрёл власть над моей душой но меня охватило сильное любопытство. Каково же было моё изумление, когда, заглянув за угол я увидел двух подростков мальчика и девочку лет десяти которые самозабвенно предавались плотскому греху. Открытие моё столь сильно шокировало меня что некоторое время я не решался о нём никому говорить решив, что меня сочтут лгуном. Когда же я поведал о том, что видел моему хозяину тот лишь пожал плечами. Я подумал было что он не понял меня, ибо пока я говорил он только улыбался. Господи прости меня, но мне кажется я уже ненавижу эту улыбку. Мне пришлось прибегнуть к помощи жестов. Но и этот вариант не привёл к нужному мне результату хотя понял, и в этом я уверен, он больше чем в первый раз. Во всяком случае когда я жестом изображал, о господи стыд то какой, половой акт его улыбка стала пошловатой. Позже я поймал себя на мысли что я прихожу в ужас при виде всего этого как человек цивилизованный. Именно цивилизованный. И моё понятие безнравственности и греха – это понятие, пропущенное через цивилизационную призму. А здесь я не видел ни школ, ни библиотек ни даже книг. Положение вещей здесь таково Максим, что мало что может помочь цивилизованному