Тени в холодных ивах - Анна Васильевна Дубчак

Но поехал не обычным своим маршрутом, а по окружной дороге, чтобы попасть на улицу, где жила Рожкова. И вот, проезжая мимо ее дома, он притормозил, чтобы посмотреть на ее окна, и был потрясен, когда увидел в них свет. Но почему? Она же сказала, что поедет к брату! Что это, обманула его или просто так сложились обстоятельства?

Если он сейчас проедет мимо, то не сможет заснуть, постоянно будет думать о ней и ее горящих окнах.

Как попасть в подъезд? Он не знал кода. Звонить ей?

Он довольно долго стоял на крыльце подъезда и курил, не зная, как лучше ему поступить. Он не так давно выяснил и ее адрес, и где расположена квартира, на каком этаже окна. И вот когда уже решил, что ему ничего не светит, что попасть внутрь подъезда он не может, ему повезло – мужчина с большой овчаркой вышел прогуляться перед сном. Сергей моментально поднялся на третий этаж нового пятиэтажного дома и позвонил в квартиру номер 187. Тишина. Он попытался сквозь глазок в двери определить, горит ли свет в передней. Но там было темно. Он подумал, что в квартире двойная входная дверь, поэтому и темно. Он звонил и звонил, пока вдруг не услышал звон ключей и шум за дверью. В глазке замелькали тени.

– Кто там? – спросил низкий мужской голос.

– Я к Людмиле Рожковой. Это по службе, – не растерялся он. – Ее телефон не отвечает.

– Вы ошиблись, Рожкова живет этажом выше. В 187-й квартире.

– А это тогда какая?

– Посмотрите сами, там же табличка – 184.

Он посмотрел – он и правда ломился в 184-ю квартиру. И как это могло случиться? Он что, ослеп? Или просто хотел увидеть цифру семь на конце и увидел?!

Сергей извинился и поднялся на четвертый этаж. Вот она, квартира 187, и три золотые металлические цифры – не спутаешь. Он позвонил. Ну да, откуда бы ей взяться, если она у брата? Да и окна, которые его так встревожили, находились на третьем этаже, он просто неправильно высчитал их расположение.

И тут, к его великому изумлению, совершенно неожиданно дверь открылась. На пороге стояла заспанная Рожкова. В пижаме с детским рисунком – розовые слоники, зеленые обезьянки… Такой милый растрепыш. В голубых носочках.

– Родионов? – Она потерла кулачками глаза. – Нашел-таки.

– Борщ брату сварила? – не мог он не задать ей этот вопрос.

– Нет. Они передумали. Вернее, просто пожалели меня. Сказали, что поздно.

– А мне почему не позвонила?

– Устала…

– Я войду?

– Сережа, если ты думаешь, что ко мне можно вот так вваливаться ночью… – она повела плечами. – Может, ты еще не понял? Ко мне так нельзя.

– Да я по делу, – он покраснел. – Представляешь, Мезенцев интересовался покупкой ядов! Это тебе ни о чем не говорит?

– Серьезно? – Она, распахнув дверь, впустила Сергея, словно это и не она только что собиралась его выпроводить. – Давай, входи быстрее. И что? Он купил яд или нет? Что тебе об этом известно?

Она быстрым шагом углубилась в квартиру, бросив ему через плечо:

– Там тапки большие, моего брата, надевай и проходи на кухню, я сейчас поставлю чайник.

23

Кажется, я сделала все правильно, решила Валя после того, как поговорила с Катей.

Конечно, она тоже привязалась к ней и полюбила ее всем сердцем, но теперь, когда ее сестру убили, получилось, что их с матерью постоянно хотят привлечь к расследованию, допрашивают. А им это нужно? Нет, не нужно. Пусть допрашивают Катю и окружение Марины. Мы-то здесь при чем?

Валентина мысленно построила стеклянную стену, чтобы отгородиться от всего зловредного, опасного, бесполезного. И если мама решила нанять человека, чтобы тот убил Марину, значит, она все хорошенько взвесила. Но при чем здесь Зимин? «…поеду к нему завтра и решу все вопросы. Если что, предложу ему еще денег…»

О ком она говорила? О Зимине, о ком же еще? Она так и сказала: «А потом он взял и спросил про Валерку…»

Кристина спала, когда Валентина надела куртку и вышла из дома. Она знала, где проживает художник Зимин. У него мастерская находилась на одной из центральных улиц города, в старом купеческом особняке, который находился во дворе торговой галереи. С улицы туда вела красивая, красного кирпича, арка. Надо было войти через нее, пройти заросший старыми вишневыми деревьями и лопухами дворик и войти в подъезд, толкнув тяжелую, тысячу раз перекрашенную в рыжий цвет дверь. Подняться на несколько ступеней на широкую площадку с мозаичным полом и позвонить уже в саму мастерскую, занимавшую два этажа.

Валя вызвала такси и поехала. Добралась быстро, таксист летел по пустым, красиво освещенным улицам центра, она вышла, шагнула в темную арку и испугалась этой темени, этих уродливых теней от старых деревьев. Дрожа от страха, добралась, спотыкаясь о камни и какие-то кусты, до двери, открыла ее, вошла, позвонила в мастерскую. И тут до нее дошло, что если бы окна мастерской горели, то и дворик был бы освещен. Но на этот раз окна были темными. Почему? Всего-то десять часов вечера. Художники в такое время либо пьют, либо творят. Или, что вполне нормально, развлекаются со своими натурщицами. Об этом Валя знала от Кристины. Это была ее фраза.

И что же теперь делать? Не ехать же обратно.

В подъезде горела одна старая тусклая и засиженная мухами лампочка.

Валя нащупала крупный черный звонок и позвонила. Звук был грубый, громкий и пугающий. Тишина. Спит пейзажист. Ну и что? Пусть просыпается и ответит уже на вопросы, что его связывало с Мариной Фионовой! Мысль, что это именно он был исполнителем, киллером, выветрилась, пока Валя мчалась в такси, выставив наружу голову – навстречу ветру и прохладе. Скорее всего, это у пейзажиста был какой-нибудь знакомый киллер, даже не киллер в том самом профессиональном смысле этого слова, а просто какой-нибудь пьянчужка, которому понадобились деньги. Он добрался до реки или озера, где там нашли труп Марины, подкараулил ее и прирезал! Получил свои денежки и все! Вуаля!

Очень, очень было трудно думать, что его заказала мама. И если уж она так сделала, то у нее просто не было другого выхода. Возможно, она каким-то боком узнала, что Марина готовит покушение на Катю! Вот только в этом случае мамино решение можно как-то оправдать.

Только зачем Марине убивать младшую сестру?

Дверь не открывали. Может, Зимина просто нет дома? Бухает где-нибудь с друзьями – художниками или поэтами?

Валя с