Тени в холодных ивах - Анна Васильевна Дубчак

Оль, не хочу обо всем об этом. Настроение – мрак! Снова со следователем беседовала, хотя это больше походило на допрос. Представляешь, начал копать под Зимина. Кстати, его давно видела?..

Валя поняла, что мама разговаривает со своей подругой, актрисой Ольгой Розановой, и что эта самая Розанова знает о ее матери куда больше, чем сама Валя. Эти взрослые, вечно у них какие-то свои тайны! Валя приревновала мать к ее подруге. Все, хватит им уже болтать.

– Ма! Ты пришла? – Валя сделала вид, что только что заметила приход матери, и спустилась в мастерскую. Ну точно, как она и предполагала, Кристина сидела за столом с фужером красного вина.

– Олечка, извини, потом поговорим, – Кристина отключилась от подруги. Лицо ее при виде дочери просияло. – Привет, моя дорогая. Как дела?

– Да нормально. Ма, расскажи, что ему было нужно от тебя?

– В смысле?

– Я про следователя! – возмутилась Валя. – Или ты думаешь, что мне все равно? Не понимаю, что он тебя все дергает!

– Да так, по второму кругу пошел, все расспрашивает про Марину. Вопросы какие-то дурацкие задает.

– Про алиби Кати спрашивает?

– И это тоже.

– Мам, ты что-то скрываешь от меня?

– Я? От тебя? Да ты что, Валя?! Все в порядке. Все вообще отлично!

– А почему тогда вино пьешь? Ты как-то связана с этой историей? Может, ты знаешь, кто убил Марину?

– Валечка, ты в своем уме, детка? Откуда мне знать, кто ее убил? Ты, к счастью, не знаешь, что это за человек был…

– А ты что, знала?

– Валя, да что с тобой? Мы обе с тобой знаем о Марине ровно столько, сколько Катя рассказывала нам! И даже по этим уже фактам можно судить о том, каким она была человеком. У таких, как она, просто не может не быть врагов. Язык у нее злой, ядовитый. Она как змея. Господи, прости меня, – и она перекрестилась.

– Но я же чувствую, что у тебя от меня есть какие-то тайны…

Кристина поднялась, подошла к дочери и указательным пальцем приподняла ее подбородок и заглянула ей в глаза.

– Ма, ты чего? – нахмурилась Валя, которой этот жест матери был прежде незнаком.

– А то, Валя, что у каждой женщины есть какие-то тайны. И это нормально, понимаешь? Или ты думаешь, что я в свои тридцать два неспособна на любовные приключения? Да у меня ни одной морщинки нет!

– Ладно, я пойду, – Валя, обидевшись на странное поведение матери, поднялась к себе.

– Катя не приходила? – крикнула Кристина.

– Нет.

– Хоть бы этот изверг оставил ее в покое… Работать не умеют, допрашивают тех, кто на поверхности, – ворчала Кристина в перерывах между глотками вина.

Валентина раскрыла ноутбук, набрала в поисковике: «1997 год в городе С. Было совершено групповое изнасилование. Лес».

И тут выскочило всего две строки с подобной информацией.

«Групповое изнасилование 16-летней К.», «В городе С. в мае 1997 года в лесном массиве возле деревни Коротаевка группой местных молодых людей была жестоко изнасилована 16-летняя К.».

Хоть она сейчас и злилась на мать за то, что та не была с ней откровенна, эти заметки в интернете вызвали в ней бурную реакцию, у нее от ужаса, что этой несчастной девушкой могла быть Кристина, на глазах выступили слезы и заболел живот.

Не может быть! Моя мама была изнасилована? Валентина же четко слышала, как она произнесла по телефону, обращаясь к своей подруге: «Сколько их тогда было в лесу? Да, четверо… Конечно, было больно. Я вообще тогда чуть не умерла, столько крови потеряла…»

Ну не на куски же ее там резали! И что могут в лесу делать парни с девушкой, которой… Так, сколько ей было семнадцать лет назад? Шестнадцать, как той «К.»? Нет… Всего лишь пятнадцать!

И тут Валю словно парализовало. От ужасной догадки, что она, девочка, которую мать родила в шестнадцать, могла появиться на свет от одного из насильников, она не могла даже пошевелиться! Так и сидела на кровати, уставившись в стену и машинально подсчитывая нарисованные на ней лепестки деревьев.

Прошло довольно много времени, пока она решилась набраться смелости и поговорить с матерью о том, кем же был на самом деле ее отец. Раньше мать говорила, что Валя родилась от хорошего и веселого парня, которого она очень любила, но который был слишком молод, чтобы жениться. Словом, ему родители не разрешили жениться, и семья вообще укатила за границу. Впервые, когда Валя услышала эту историю, она не произвела на нее ровно никакого впечатления. Да таких историй – миллион!

Но сегодня, услышав фрагмент разговора матери с подругой, особенно бьющие по нервам фразы, в которых говорилось о парнях в лесу, о том, что ей было больно и что она потеряла много крови, она приняла эту информацию именно на свой счет. Да! Мама была изнасилована, ей пригрозили, что если она кому-нибудь расскажет об этом, то ее убьют, и вот прошло много лет, и теперь, возможно, она встретила кого-то из своих насильников и начала шантажировать… «Скорее всего, – мысль Валентины летела со скоростью света, – этот главный зачинщик и насильник – какая-то крупная шишка в правительстве, возможно, политический деятель, депутат или вообще ректор университета! Или работает в команде президента, в Москве! И вот теперь, когда наступило время разоблачительных шоу, когда маме за скандальную историю об известном и уважаемом человеке могут на телевидении еще и приплатить, если она раскроет, чем занимался этот чиновник, она и решила начать его шантажировать. И заломила такую крупную сумму за свое молчание, что этот подлец решил, что дешевле будет от нее откупиться, чем опозориться на весь белый свет и потерять репутацию».

Вот примерно такую историю придумала Валентина, не зная, куда деться от страшных, кровавых и полных боли сцен насилия. Бедная мама!

Но она же имеет право знать, кто ее отец?

Валя открыла дверь и вышла на площадку, откуда начинался спуск в мастерскую. Сквозь золоченые прутья балясин она увидела свою мать, уже в красном шелковом халатике, устроившуюся на диванчике. В руке – как ее продолжение – мобильник. Она снова разговаривала по телефону. Но только теперь шепотом. Мастерская была залита красным закатным солнцем. Кровь, кровь… Сколько же она потеряла тогда крови? Они мучали ее, унижали… гады!

– …теперь они выйдут на него, а он, испугавшись, может все свалить на меня. И я не знаю, что делать. Я наплела этому Родионову, что не звонила ей, вряд ли, конечно, убедила. А потом он взял и спросил про Валерку. Я? Да, конечно, я