Тропой памяти - Людмила Евгеньевна Пельгасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шаграт нехорошо прищурился, и тройной шрам, словно живя собственной жизнью, запульсировал на загорелой коже.
— Я хочу знать, какого хрена ты это сделал — раздельно и с плохо скрываемой угрозой произнес Шаргат.
Бедный гхул-кхан аж воздухом поперхнулся.
— Что? Да… да… я вообще не обязан перед вами отчитываться! — он с размаху стукнул кулаком по письменному столику, да так, что кисточка, описав красивую дугу, хлопнулась на пол. — Наркунгур меня задери, да кто вас вообще сюда впустил?! Караул! Сию же минуту вывести его вон!!!
— Не ори, — поморщился молодой сотник. — Сам я впустился… И караул здесь не при чем, я его кхм… сменил. На свой! — ухмыльнулся он, наклоняясь ближе. — Просто чтобы никто не мешал.
Гуфхат-Будух почувствовал себя припертым к стенке.
— Это… это неслыханно… Да я… Я Назгулам скажу, и ты у меня на рудниках будешь караулы менять, понял?!
— Ах ты, даже на рудниках? — уважительно протянул Шаграт. — Да я с радостью! Только ты сначала на мой собачий пост другого кандидата найди! Сам с Шелоб в обнимку станешь ходить, а, гхул-кхан?
Комендант опасливо отодвинулся. В свое время, когда бывший участник харадской мясорубки только-только объявился в Паучьем Жале, Гуфхат-Будуха неоднократно предупреждали касательно этой личности. В числе прочего сказано было, что крепко стукнутый умбарским топором по черепу сотник легко впадает в ярость и становится совершенно неуправляем. Тогда, Гуфхат-Будух, разумеется, справедливо рассудил, что ему с таким чудом общаться не придется. Теперь же настало время оценить всю глубину собственных заблуждений на этот счет.
Пока гхул-кхан отчаянно соображал, что можно предпринять, и на всякий случай прикидывал в уме расстояние до парадного й’танга на драгоценной деревянной подставке, на смуглом лице его оппонента также отражалась напряженная работа мысли, словно что-то не давало ему покоя.
— Гул-кхан… — наконец, вымолвил Шаграт, — А при чем здесь вообще Зрачки Всевидящего Ока? С каких пор они следят за делами, не содержащими никакой государственной тайны, а?
— Зрачками они зовутся именно потому, — важно начал Гуфхат-Будух в излюбленном тоне покровительственной беседы, — что дело их — следить за всеми и вся. Поэтому все принимаемые решения, все происшествия и их последтвия так или иначе проходят через уллах-тхар’ ай…
— Угу, — его собеседник понимающе кивнул бритой головой. — То есть девчонку тоже станут допрашивать они?
— Безусловно. Как видишь, ты ничего не сможешь изменить.
— Ну отчего же? — черные с искрой, широко расставленные глаза Шаграта смотрели спокойно, и даже будто бы с легким сочувствием. — Это ты ничего не сможешь изменить. Ну, поговорят с ней Уллах-тхар’ай… а дальше? Что ты в итоге получишь? Окончательно свихнувшуюся девицу, вроде тех, что до конца жизни заикаются и сапоги на уши надевают? Умалишенную к делу не пришьешь, был крайний, да вышел. А ты так и останешься стоять там, куда сам себя загнал — в дерьме по колено. Подумай! Неужели сам, без Назгулов не в состоянии разобраться? Не достала тебя еще вся эта кодла?
Гуфхат-Будух бросил тоскливый взор в сторону подставки с оружием. Не успеть… Вот ведь вцепился, клещ полоумный… и вон не вышвырнешь. Подстраховался со всех сторон. Однако упоминание о Назгулах все-таки задело коменданта куда сильнее, нежели он старался показать. Мысли его волей-неволей потекли в ином направлении. О том, насколько мнящего себя центром мироздания Гуфхат-Будуха раздражала необходимость вечно плясать под дудку тайной стражи, говорить не приходилось. Итак…
— У меня есть одно предложение, — продолжил свои речи незваный пришелец, чем, кстати, поверг в смятение начавшего было строить планы Гуфхат-Будуха. У него даже мелькнула диковатая мысль, не владеет ли его собеседник даром вроде назгульего.
— … хочешь, я тебе подскажу, как можно совершенно законным образом наказать струсившего в бою, и при этом избежать вмешательства уллах-тхар’ай?
Комендант молчал.
— У меня тут на заставе недавно случай приключился скверный, — неожиданно сообщил Шаграт, глядя куда-то в сторону. — Хороший был парень, стрелок просто отличный, наш тоже, из Кундуза. А с нашей… кхм, репутацией, замену хрен найдешь: никто не отдаст просто. Дальше объяснять? — еле заметно ухмыльнулся начальник Кирит-Унгольской погранзаставы.
— У тебя на самом деле кто-то погиб? — подозрительно сощурился Гуфхат-Будух.
— Да, — честно ответил Шаграт. — Анхур-кхан Таглук, бляха 18–98/ арк-шан. Не веришь, могу показать…
— Как это случилось? — проклиная положение, обязывающее задавать никому не нужные вопросы, осведомился дун-дзаннарт-арк-кхан Гуфхат-Будух.
— Со стены сорвался.
— Сам сорвался хоть?
— М-м… почти. — ушел от ответа Шаграт. — Да вы не сомневайтесь, гхул-кхан, — он аккуратно отвернул раструб необъятной перчатки и извлек оттуда свернутый в трубочку пергамент. — Здесь все сказано.
Свиток лег на столик поверх своих пергаментных собратьев. Глаза Гуфхат-Будуха недоверчиво пробежали по строкам.
— «Прошу выделить для замены единицу соответствующей специальности» — последнее предложение комендант пробормотал себе под нос, и, оторвав взгляд от пергамента, устремил его на невозмутимо ожидающего сотника пограничной стражи. После чего взял кисточку, макнул ее в тушь и, отступив несколько вниз от последней строки, быстро набросал ответ. Поставил подпись. Порывшись в ящике, достал оттуда чистый лист, начертал на нем одну-единственную фразу и хлопнул печать.
— На! — он протянул Шаграту свернутые вместе оба листка. — Который с печатью, покажешь охране. Как спустишься в подвал, по коридору налево. Первая же дверь… Да и… идите уже! Идите…
— Благодарю… — поклонился Шаграт, убирая в перчатку спасительные пергаменты, после чего встал и направился к выходу.
— И чтоб это было в первый и последний раз! — грозно крикнул вослед Гуфхат-Будух. — А то ишь, взяли привычку, понимаешь!
Но дзаннарт-кхан Шаграт очень торопился, поэтому нравоучений коменданта уже не услышал.
Впавшая в тяжелую полудрему лучница не сразу сообразила, что гулкий металлический звук не может быть ни чем иным кроме лязга засова. Она вздрогнула, заметалась взглядом по темной камере, нашла Рагдуфа.
— Пришли… — выдохнула она, беспомощно озираясь. — Пришли, слышишь? Эй, Рагдуф! Слышишь меня?
В темноте блеснули белки приоткрывшихся глаз. С трудом подавив зевок, та’ай-хирг-кхан равнодушно произнес:
— А… так это за тобой пришли-то…
— Почему? — глаза Шары от ужаса стали еще шире.
— Потому что мне полтора нах-харума дали на размышления. Срок не вышел еще…
Дверь приоткрылась, за ней раздались какие-то голоса, из-за эха больше похожие на нечленораздельную мешанину звуков. Шара пискнула и полезла прятаться картографу под локоть.
— Ты че? — он обалдело отодвинулся.
— Спрячь меня… спрячь, а, куда-нибудь… — скулила она, и губы ее прыгали от страха. Встреча с уллах-тхар’ай означала холодную и долгую смерть… В памяти снова всплыла встреча на перекрестье Унгол-Науру и Отвратного тракта: живая пустота под черным капюшоном и всевидящие глазницы. Что она там: пожалела его тогда? Ду-ура… сама же открылась, бесполезно надеяться,