Моё настоящее имя. Истории с биографией - Людмила Евгеньевна Улицкая

что родилась дочка, он испытал облегчение и подумал, что теперь-то он и уедет. И мысли о переезде в Ковров были остро-тревожные: что там мать за железо купила, не обманули ли ее.

Жена писала из роддома смутные письма, плакала в окошко, и он все не мог понять, чего же она не радуется, ведь ей ребенка всегда хотелось. Он решил вести себя по-хорошему: все деньги, что собрал на ремонт материнского дома, решил оставить жене и, как привезет их из роддома, сразу к матери. Уже и вещи собрал, и кое-какие инструменты прикупил.

Маруся пришла из роддома не через неделю, а через месяц – что-то было с дочкой не в порядке. Потом определилась причина: девочка оказалась больна неизлечимой болезнью Дауна. И где она могла ею заразиться, пока в утробе матери лежала, муж понять не мог. Как взглянул он на дочку, так и понял, что никуда не уедет. Личико желтенькое, глазки щелочками, на китайку похожа. А ладошки у нее такие крохотные, врастопырку – куда тут ехать. С первой минуты прикипело его сердце к дочке. Счастливая, очень счастливая родилась девочка: отец любил ее без памяти, а мать и того больше. Вообще-то в жизни так не бывает. Обычно от таких жен-детей мужья уходят. Но этот, Степан, был особенный.

3

Никто из этих женщин этой семьи не планировал безмужнюю жизнь. Так получилось по неведомой причине. Мужчины не прививались к их дому. А сам дом был хороший, чудом сохранившийся в центре Москвы особнячок. Чудо, правда, имело вполне реалистическую подоплеку: на доме висела табличка, сообщавшая, что здесь в каком-то затертом году выступал Ленин. И домик не сносили. И не выселяли Огородниковых, которые были не чужими друг другу, а представляли четыре поколения одной женской семьи. Впрочем, Софья Ивановна в то время, о котором идет речь, уже собиралась умирать и к этому обстоятельно готовилась. Ее семидесятилетняя дочь, дитя войны, отца своего не знала. Внучка со своим отцом была тоже незнакома, он даже не знал о ее существовании. Внучка твердо решила поменять семейную традицию женского одиночества, вышла замуж, поменяла фамилию, чтобы обмануть судьбу, но муж испарился еще до рождения ребенка, и подросшей дочери на щекотливый вопрос об отце отвечала, что папа работает на Севере. Выдумка казалась удачной до того момента, как она обнаружила в столе у дочери коряво исписанный листочек, начинающийся словами “Дорогая доченька”, – девочка написала себе письмо от имени отца… Какое-то проклятье лежало на этих вполне миловидных женщинах: ни отцов, ни мужей… На двадцатом году жизни правнучка Софьи Ивановны привела в дом подругу, рослую спортивную женщину лет тридцати, и она стала у них жить. Вопрос, кем приходится правнучке эта женщина – мужем или женой, – Софью Ивановну не интересовал. Всё лучше чем ничего.

4

Брак у этой парочки после пяти лет трудов оказался бесплодным. Решено было взять ребеночка в детском доме, но никому об этом не рассказывать. Ребеночка взяли не без трудов, оформление было тяжелым, заняло много времени. А взяв мальчика Артема, сразу переехали в другой район, чтобы никому в голову не приходило, что ребенок усыновленный. Когда сыну исполнился год, решили, что в одиночку будет он расти эгоистом и надо бы еще одного ребеночка. Девочку Варю они получили удивительно быстро, без всяких длительных процедур в органах опеки. И образовалась идеальная семья: отец работает в фирме, мама сидит с детками, и дачку купили, и машину – на дачу ездить. Все друг друга любят, а особенно друг друга любят брат с сестрой. Не ссорятся, напротив, мальчик пошел в школу на год раньше и на другой год взял над сестрой шефство, в котором, честно говоря, она нуждалась. А он нуждался в сестре: ни к кому на свете не был он так привязан, как к этой прозрачной девочке. Так и росли они, и привязанность братская плавно перетекала в смутную тягу потрогать, погладить нежную девочку, а она принимала благосклонно его мимолетные движения. Меняться все стало, когда ему исполнилось пятнадцать, а ей четырнадцать. Мать слегка забеспокоилась, заметив эту взаимную склонность, а отец смеялся: Ромео и Джульетта нашлись! Брат с сестрой друг друга потрогали, погладили, открыли большую привлекательность в этом развлечении и развлекались до тех пор, пока не начал у сестрички расти живот. Никакой трагедии на этом месте не произошло. Варечка родила как раз ко дню своего шестнадцатилетия. Нельзя сказать, что родители были в восторге от всей этой истории. Но как только новорожденную девочку принесли в дом, новорожденная бабушка просто обезумела от счастья: двоих деток она вырастила, но не с нуля, попали они к ней уже подросшими, ходить начинали. Возиться с таким мелким младенцем ей никогда не приходилось, и маленькие ручки-ножки-пальчики взяли ее за сердце. Внучку свою она тоже удочерила. Так и получилось, что мать и дочь еще и сестры, а бабушка заодно и мама. Ничего плохого…

5

Тамара Ивановна ослепла не сразу. То есть зрение всегда было плохое, но последние годы из плохого превратилось в полную слепоту. Геннадий Петрович оглох в отрочестве, после легкой скарлатины. Подслеповатость одной и тугоухость другого нисколько не мешали их любви. Напротив, по мере того как общепонятное разговорное общение становилось все сложнее, все лучше они понимали язык прикосновений. Этот язык связывал только двух людей на всем свете. У всех других людей он был языком любви – ласки рук, языка, кожных покровов, а эта пара жестами сообщала всякие бытовые вещи: не сходить ли в магазин, не прогуляться ли по солнышку… Вечерами Геннадий Петрович и Тамара Ивановна сидели перед телевизором взявшись за руки и смотрели старое кино единственным в мире способом: глухой рассказывал слепой, что видит, а она ему в ухо кричала – что слышит. Они жили долго и много лет сидели перед телевизором накануне Нового года, смотрели “Карнавальную ночь” и за руки держались.

6

Все шло хуже некуда и дошло до того, что Павел, не устраивая никаких объяснений, стал собирать вещи. Главное – бумаги и книги, которые надо было увезти в тот дом, куда решил перебраться после восьми лет челночных движений от Лихоборов до Ясенева, от дома жены Сони до дома подруги Наташи. Он вышел на кухню попить водички, открыл кран и услышал странный переливчатый хрип, который принял сначала за голос водопровода. Но нет, из комнаты жены раздавался этот непривычный и пугающий звук. Он вошел к ней – Соня задыхалась, хрипела, лицо ее было багрового цвета.