«Ближние люди» первых Романовых - Вячеслав Николаевич Козляков

участия в действе на Вербное воскресенье, когда он «под патриархом водил осля»[155]. Так патриарх Никон и боярин Морозов показали всем, что один остается главой Церкви, а другой — первым «ближним человеком».

18 апреля, на «столе» по случаю именин царицы Марии Ильиничны, случилось еще одно значимое событие, связанное с приемом антиохийского патриарха Макария. Среди приглашенных были патриарх Никон, родственники царицы — оба дворовых воеводы Борис Иванович Морозов и Илья Данилович Милославский, доверенный человек Морозова окольничий Богдан Матвеевич Хитрово. В тот же день у царя на отпуске были посланники польского короля, царю надо было еще раз обсудить планы предстоявшего выступления в поход в 1656 году и начало войны со Швецией[156]. Но у этого «именинного» приема была другая малозаметная подоплека, связанная с начинавшейся ссорой царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном.

В Москве еще не оправились от потрясений чумного времени и огромной убыли людей. В моровое поветрие, на кремлевском дворе самого боярина Бориса Ивановича Морозова умерло 343 человека, а осталось только 19 человек[157]. Мор казался наказанием за отступление от старой веры. Патриарх Никон, уехавший тогда из Москвы, не увидел направленного против него чумного бунта. Доверие царя Алексея Михайловича к патриарху оставалось прежним, именно патриарх увез царскую семью из Москвы, где свирепствовала чума. Патриарх Никон стоял рядом с царем, окропляя святой водой уходившие из Кремля войска в поход на Смоленск в мае 1654 года, встречал царя, возвращавшегося с победами в Москву. Но его влияние на царя Алексея Михайловича явно падало во время отсутствия царя в государевых походах 1654–1656 годов, чего не скажешь о постоянно находившихся с царем «ближних людях».

Приезд в Москву антиохийского патриарха Макария и оказанный ему теплый прием явно дали повод разговорам о сравнении его с московским патриархом. Видимо, грубость «мужика» Никона была очевидным контрастом со смирением восточного владыки. Сам патриарх Макарий никак не участвовал в далеких от церковных дел расчетах придворных, его взаимоотношения с патриархом Никоном оставались очень хорошими. Переданные ему «великим визирем» боярином Борисом Морозовым слова о доверии царя могли льстить его самолюбию, но патриарх Макарий просил не задерживать его в Москве и уехал из столицы накануне Пасхи 1656 года. В этот самый момент и случилось первое открытое столкновение царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном. Успевшего доехать до Калуги и ничего не знавшего о причинах такой внезапной перемены царского решения патриарха Макария вернули назад. И уже на следующий день после его возвращения в Москву снова принимали в царском дворце на упомянутом «столе» по поводу именин царицы Марии Ильиничны, где присутствовали бояре Морозов и Милославский. Словом, за трафаретным перечислением в дворцовых разрядах имен приглашенных на прием в «столовой избе» 18 апреля 1656 года можно увидеть начало драмы церковного Раскола.

15 мая 1656 года войска царя Алексея Михайловича выступили из Москвы в новый поход на Ригу. Бояре Борис Иванович Морозов и Илья Данилович Милославский по-прежнему были дворовыми воеводами в Государевом полку. Спустя месяц, 15 июня, царь Алексей Михайлович провел смотр в Смоленске и решил наградить свое воинство. Показательно, что сделано это было не в Москве, благословлял получавших награды воевод не патриарх Никон, а его будущий главный оппонент и преемник на патриаршем престоле митрополит Сарский и Подонский Питирим. Наградами боярину Борису Ивановичу Морозову за прежние походы стали «шуба бархат золотной, да кубок, да к прежнему ему окладу придачи 300 рублев»[158]. Награды и придачи в Смоленске получили только самые близкие к царю лица; кроме боярина Морозова были пожалованы, конечно в меньшем объеме, его тесть Илья Данилович Милославский и брат Глеб Иванович Морозов. Остальные пожалования, в том числе воеводам главных полков, были сделаны два дня спустя, 17 июня, но никто из награжденных не приблизился к Борису Ивановичу Морозову по размерам царского жалования. Например, воевода Большого полка боярин князь Яков Куденетович Черкасский получил шубу, шитую «атласом золотным», а не бархатом, и придачи на треть меньше боярина Морозова — 200 рублей. Для людей того времени такие «оттенки» царской милости, связанные с первенством, характером и объемом пожалований, имели чрезвычайно важное значение, помогая определять значение придворных в окружении царя.

13 июля 1656 года состоялось символичное для царя Алексея Михайловича освящение Софийского собора в Полоцке. Софийские храмы в Киеве, Полоцке и, главное, в Константинополе — древние православные святыни; для их защиты царь и вступил в войну. В тот же день состоялся царский «стол», и снова рядом с царем были крутицкий митрополит Питирим и дворовые воеводы бояре Борис Иванович Морозов и Илья Данилович Милославский. Состоялась последняя раздача жалования окольничим за службу «в Литовском походе». Но, главное, для переговоров с представителями польского короля в Вильно было отпущено посольство боярина князя Никиты Ивановича Одоевского. Два дня спустя Государев полк выступил из Полоцка на Ригу.

Рижский поход был удачен только в самом начале, пока войско шло по течению Западной Двины к Риге, завоевывая на пути города «Диноборк» (Динабург), переименованный в Борисоглебов (дополнительная почесть «ближнему человеку» Морозову прославлением его патронального святого?) и «Куконос» (Кукейнос), названный Царевичевым-Дмитриевым. Осада Риги окончилась поражением, и царю Алексею Михайловичу пришлось отступить. Впрочем, само присутствие царя и его «ближних людей» под Ригой, параллельное ведение переговоров с представителями всех заинтересованных сторон, включая курляндского герцога и бранденбургского курфюрста, литовских гетманов, помогали боярину князю Никите Ивановичу Одоевскому добиться соглашения с польскими комиссарами под Вильно. То было главное достижение всей внешней политики царя Алексея Михайловича времен государевых походов 1654–1656 годов. Обещание наследования престола польского короля царю Алексею Михайловичу — триумф московской дипломатии, два года назад начинавшей поход на Смоленск в полной дипломатической тишине.

Каждый раз при завершении очередного государева похода первому дворовому воеводе Борису Ивановичу Морозову отводилась особая роль: он участвовал в смотрах войска, возвращавшегося домой. Боярин Морозов проводил смотры войска «на отпуску под Смоленском» 6 октября 1654 года, 20 сентября 1655 года в селе Радогожковичах и «на отпуску» в Могилеве. В походе 1656 года дворовый воевода Борис Иванович Морозов дважды проводил такие смотры: сначала, «идучи из под Риги», а потом в Полоцке[159]. В Полоцке «закольцевался» не только Рижский поход. Именно там 31 октября 1656 года было получено царем Алексеем Михайловичем долгожданное известие о достижении Виленского договора с представителями польского короля Яна Казимира. Сеунщик сообщал,