«Ближние люди» первых Романовых - Вячеслав Николаевич Козляков

царского величества изволил, чтобы его царское величество нас из жалованья своего царского не выпущал, понеже мы становимся завсегда слугами его царскому величеству». И, пожалуй, самое главное, что было сказано гетманом Богданом Хмельницким по поводу плана будущих действий: «Желаем того, чтобы он, яко православный християнский царь, на все земли государствовал»[148]. Потом из этих первоначальных намерений выросла знаменитая Переяславская рада 8 января 1654 года о принятии Войска Запорожского «под высокую царскую руку», но контакты Московского государства с «черкасами» еще долгое время оставались тайными. Поддержка боярином Борисом Ивановичем Морозовым этого решения, конечно, была определяющей. Только ему и еще формальному «главе правительства» боярину Илье Даниловичу Милославскому гетман Богдан Хмельницкий передавал отдельные «листы» в Москву.

Решение о начале войны с Речью Посполитой окончательно было принято в узком кругу царских советников во время празднования «государева ангела» 17 марта 1653 года. Царь Алексей Михайлович записал последовательность событий, как долго он обдумывал этот шаг в Великий пост. И даже привел точную дату, когда он решился начать войну в защиту православия, — 14 марта, на память Федоровской иконы Божией Матери. Сорок лет спустя после получения согласия избрания на царство его отца Михаила Романова… Поздравить царя Алексея Михайловича 17 марта собрались патриарх Никон и боярин Борис Иванович Морозов. Именно они больше всех поддерживали уверенность царя в войне за православие. Другими участниками царского «стола» стали бояре князь Борис Александрович Репнин и оружничий Григорий Гаврилович Пушкин — главы «великих посольств» в Речь Посполитую; одно из них состоялось в 1650 году, другое только готовилось, чтобы поставить точку в дипломатической «предыстории» будущей войны.

В то же самое время, 23 марта 1653 года, из Чигирина — другой столицы — гетман Богдан Хмельницкий отправлял своих посланников Кондрата Бурляя и Силуяна Мужиловского. Они снова везли послание гетмана «ближнему боярину» Борису Ивановичу Морозову. Тональность его была особенной, просительной: «смиренно просячи, сию нашу посылаем грамоту». За время после первого личного обращения гетмана к боярину Морозову многое произошло, и гетман Богдан Хмельницкий, видимо, убедился в силе влияния этого придворного на царя Алексея Михайловича. «И челом бьем ниско, — писал гетман, — чтоб ты, господин наш, причиною за нами, прямыми слугами его царского величества, к пресветлому его царскому величеству царю православному быти изволил». Гетман просил боярина Морозова о помощи своим послам, обещая «отслуговать» царю Алексею Михайловичу и его ближнему человеку[149].

Вехой начавшегося объединительного процесса стал Земский собор 1653 года. Первое заседание собора, когда представителям чинов предложили для рассмотрения вопрос, «принимать ли черкас», состоялось 25 мая 1653 года. Но тогда еще сохранялась неопределенность, решительный шаг к войне был сделан после получения известий о согласии гетмана Богдана Хмельницкого и «черкас» на службу и о неудаче посольства боярина князя Бориса Александровича Репнина к королю Яну Казимиру. Московское «посредничество» в делах с казаками Войска Запорожского там ожидаемо не приняли, провожая московских послов «смехом» и «щелканьем сабельным». На беду двум государствам, вступавшим в войну, был смех панов-рад. Никаких препятствий к началу войны «за царскую честь» больше не оставалось. Поэтому 1 октября 1653 года Земский собор провозгласил давно ожидавшееся решение о приеме «черкас» в подданство «под высокую царскую руку». Из Москвы в Войско Запорожское были отправлены, как давно было обещано, «думные люди» — боярин Василий Васильевич Бутурлин, окольничий Иван Васильевич Алферьев и думный дьяк Ларион Лопухин. Согласно наказу, они должны были принять присягу гетмана Богдана Хмельницкого и Войска Запорожского, состоявшуюся на Переяславской раде. Объявление войны Речи Посполитой пришлось на конец 1653 года, когда на глазах королевского представителя казнили пойманного в конце концов самозванца Тимошку Анкудинова…

Личное участие боярина Бориса Ивановича Морозова снова потребовалось после отправки в Москву новых послов гетмана Богдана Хмельницкого. Войсковой судья Самуил Богданович Зарудный и переяславский полковник Павел Тетеря были приняты царем Алексеем Михайловичем в Москве 13 марта 1654 года. Они должны были определить условия союза с Войском Запорожским. Гетман Хмельницкий прибег к испытанному средству, лично обратившись с просьбой о помощи в делах к боярину Борису Ивановичу Морозову. Сохранилось ответное письмо боярина Морозова, называвшего себя «царского величества боярин ближней и наместник володимерской» (самым высоким из возможных дипломатических рангов). Таким образом, чин «ближнего боярина» получил в это время официальное значение, хотя все обращения друг к другу еще не приобрели устойчивого характера, как это бывало в дипломатических делах. На письме всегда хотели получить определенное преимущество. Вот и здесь «любительное поздравленье» от боярина Морозова было отослано 25 марта 1654 года «его царского величества подданому (выделено мною. — В. К.) Богдану Хмельницкому, гетману Войска Запорожского». Напротив, в своих прежних обращениях к Морозову гетман Хмельницкий избегал упоминания подданства, называя себя «приятелем» и «слугою», что было только данью вежливости и не несло какого-то дополнительного смысла подчинения. Боярин же Морозов извещал гетмана, что выполнил его просьбу «доносить» о делах гетмана и Войска Запорожского царю, о состоявшемся царском указе, об отпуске и пожаловании посланников[150].

Получается, что именно боярин Борис Иванович Морозов был главным докладчиком царю по рассмотрению известных «Мартовских статей» 21 марта 1654 года — своеобразной конституции Войска Запорожского, перешедшего под покровительство московского царя. Дальше последовали подтверждение казачьих «прав и привилеев», пожалование самого гетмана Богдана Хмельницкого Чигиринским староством «на гетманскую булаву», выдача новой печати Войска Запорожского «с государским имянованьем». Изменился и титул царя Алексея Михайловича: он стал «царем всея Великия и Малыя Росии». Именно с таким титулом была отправлена царская грамота гетману Богдану Хмельницкому 12 апреля 1654 года в ответ на его просьбу, «чтоб нам, великому государю, вас пожаловать, права, и привилия, и свободы, и все добра отческие и праотческие, из веков от князей благочестивых и от королей наданые, утвердити и нашими государскими грамотами укрепити навеки». Предварительно грамоту, судя по сохранившейся помете, «слушал государь и бояре: Борис Иванович Морозов, Илья Данилович Милославской, Василей Васильевич Бутурлин, Григорей Гаврилович Пушкин». Все эти детали свидетельствуют о первенствующем значении «ближнего боярина» Бориса Ивановича Морозова и избранного круга царских советников, принимавших решение о приеме Войска Запорожского под «высокую царскую руку» и начале войны «за царскую честь».

Дворовый воевода

Назначение Бориса Ивановича в Государев поход под Смоленск первым «дворовым воеводой» (вторым был боярин Илья Данилович Милославский) было решением царя Алексея Михайловича,