Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина

рассуждения и всякие высокие материи про мировое зло, исчадия ада и тому подобное. Хрен с ним, с мировым-то, главное, чтобы Васька живой вернулся и желательно целый. – Она вздохнула еще разок и добавила: – И все остальные, кто там сейчас в том замесе оказался.

Ситуация как-то успокоилась, и Клавдия вместе с ней, постепенно уговорив себя, что ничего ведь страшного не происходит – Василий проходит подготовку в Центре спецназа, иногда звонит, редко, но звонит же. А когда он там попадет на фронт – еще большой вопрос, может, к тому времени все и закончится уже с тем СВО. Ну, как-то так настраивала себя Клавдия, определив психологическую установку: вот позвонит он, предупредит, что отправляется уже туда, как они говорят, «за ленточку», вот тогда она и начнет волноваться и молиться за него всерьез.

Но он не позвонил. Просто почему-то долго не было никаких звонков и никакой связи с ним. Очень долго – сначала четыре недели, потом месяц, потом полтора месяца… два, два с половиной…

Конечно, Клава давно уже и волновалась, и молилась, и Валюхе моральных трендюлей отвесила, потребовав, чтобы та немедленно шла к своему «мракобесу» и заставила того как угодно, но провести обряд защиты от гибели для Василия. Но Валька что-то лепетала в ответ и объясняла, что этого никак нельзя делать.

А однажды… Утром это было. Она очень плохо спала, все какие-то видения ее донимали, сгинувшие в момент пробуждения, оставив после себя только неприятное «послевкусие», безотчетную тревогу и никаких четких воспоминаний. Выползла кое-как в кухню, где бабуля уже пила свой кофе с фруктами, плюхнулась на стул и попросила, подпустив «сиротливости» в голос:

– Бабуль, свари мне кофе, пожалуйста.

– Что это с тобой? – обеспокоилась Софья Михайловна. – Заболела, что ли?

– Да нет… не знаю, – прислушавшись к себе, ответила неопределенно Клавдия и пожаловалась: – Да приснилась какая-то муть дурная. И мает меня что-то, и как-то беспокойно на душе.

– Надо температуру померить и давление, – присмотревшись к внучке, постановила бабушка. – Сегодня сильные магнитные бури обещали, а это такое противное явление. Сейчас тонометр принесу. – Она начала подниматься из-за стола.

– Не надо тонометр, ба, – остановила ее порыв Клавдия. – Просто свари кофе, пожалуйста.

И поднялась со своего места следом за бабушкой, чтобы достать кофемолку. В этот момент ее и накрыло… Ухватившись за столешницу двумя руками, чтобы не упасть, и забыв дышать, чувствуя, как бешено колотится сердце, причиняя боль грудине, Клава буквально реально видела, как черный, смертельный сгусток впивается в беззащитное тело Василия…

В себя пришла от резкого запаха нашатыря и первое, что увидела, это перепуганное донельзя лицо сына, склонившегося над ней.

– Мамуль, ты что? – спросил он растерянно.

– Вася… – прошептала она.

– Что? – напрягся Пашка.

– Нехорошее что-то… – Клавдия прикрыла глаза, пытаясь ухватить в воспоминании и вернуть свое видение, чтобы понять, что случилось, увидеть подробности.

– Он… – Павлуше перехватило горло спазмом, не давая произнести самое страшное.

– Нет… – с трудом покрутила Клавдия головой и выдохнула: – Кажется, жив…

А потом проспала полдня, не помня, как очутилась в кровати.

И только через две недели ей дозвонились и сообщили о ранении Василия.

В семье темы того Клавдиного приступа непонятного ясновидения осторожно не касались и не обсуждали: мало ли что бывает, вот и у нас тут чудовина такая случилась, но лучше эту самую чудовину не трогать и не теребить, мало ли.

Но как же здорово, что Василий жив! Жив – это самое главное, а все остальное…

Привалившись виском к боковине кресла, глядя на открывающуюся в иллюминатор панораму из сменяющихся картинок, проплывающих за бортом самолета, глубоко задумавшись, Клавдия и не заметила, как провалилась-скатилась в сон.

А Матвей смотрел на нее спящую – на маленькое розовое ушко, спрятавшееся в непокорных светлых волнистых локонах, точно так же, как и в ее детстве, постоянно вырывавшихся на свободу из любой прически. Только тогда это были мелкие белые кучеряшечки, обрамлявшие ее головку словно пушистым нимбом, а сейчас, с возрастом, эти кучеряшечки превратились в светло-русые локоны-завитки, все так же умудрявшиеся выбиться из общей, уложенной массы волос. Смотрел на изгиб изящной шейки, на порозовевшую от слишком жаркой температуры в салоне щечку и мягкий, изысканный овал скулы, на мерно поднимающуюся и опускающуюся от дыхания грудь… и думал.

Он думал о том, что, наверное, с ним произошло какое-то небывалое чудо.

«Надо же вот так встретиться? Как она сказала про себя с Василием? «Где-то там, высоко в небе, в решающих судьбы органах пересеклись наши с ним обещания…» Мы с ней ничего не обещали и тем более не предполагали, что можем встретиться в жизни еще раз, а вот ведь как сложилось».

Матвею казалось, что ничего подобного в его жизни произойти уже не может, а оно вон как случилось. Спит вон перемена его судьбы и хмурит бровки во сне, видать, что-то не очень приятное ей там снится, а он вдыхает ее запах, смотрит на нее и отчетливо понимает, что переменилась жизнь. Как бы ни сложилась она дальше, к худу ли иль к добру – а переменилась навсегда, совсем. Какое-то, видать, постановление-решение принято в тех самых небесных «решающих судьбы органах», которое они с Клавдией теперь должны исполнить.

Она проснулась оттого, что Матвей пытался тихонько, стараясь не потревожить ее сон, застегнуть на ней ремень безопасности.

– Что? – спросила, вскинувшись тревожно ото сна, Клавдия.

– Мы идем на посадку, – пояснил Ладожский и повинился: – Не хотел тебя будить, уж очень сладко ты спала.

– Не заметила, как заснула, – выдохнула она, окончательно просыпаясь, перехватила у него ремень, застегнула и спросила: – И что дальше по плану?

– Приземляемся, нас встречает машина, которая отвезет в гостиницу. Заселяемся в свои номера. Если захочешь, можно перекусить в ресторане, а можно и в номер заказать. Если решишь прогуляться, скажи, я познакомлю тебя с твоим индивидуальным гидом. Сам не смогу, я спать, мне завтра надо рано встать, сделать несколько звонков и уезжать.

– А как мне организовать экскурсию?

– Все уже организовано и договорено. Когда ты определишься по времени: в двенадцать дня или раньше, тогда твой гид подойдет и будет ждать в холле гостиницы.

– Я попробую встать в одиннадцать, собраться и позавтракать за час, – рассуждала Клава, прикидывая свои возможности к столь раннему подъему.

Пока самолет садился, они обсудили какие-то детали и организационные моменты, а дальше все происходило по озвученному Ладожским плану. С одной лишь поправкой: гулять Клавдия, может, и хотела бы, да вот только не нашла в себе сил, решив отоспаться с запасом на завтрашний день.

Когда Клавдия с Ладожским заполняли анкеты у стойки