Отец моего врага - Сандра Бушар

И она так напортачила с документами, что мы из-за нее все завтра на улице останемся!

Сердце в груди упало на землю, я в ужасе посмотрела на Прохора Германовича. Тот, в свою очередь, едва ли не полностью вылез из окна своего огромного авто. На нем была только серая пижама, волосы взъерошены, а вид помятый. Он наконец выключил фары и перестал собирать вокруг нас аудиторию любителей скандалов.

— Я не могла! — покачав головой, я принялась вспоминать, что такого важного заполняла. Ничего в голову не приходило.

— Вот садись тогда и объясни мне, что к чему, — не унимался тот, активно кивая подбородком на место рядом собой.

Тяжело вздохнув, я измученно посмотрела на воинственную и недовольную подругу, которая по-прежнему отказывалась меня отпускать. Мягко накрыв ее руку своей, я шепнула:

— Кажется, я и вправду сильно напортачила…

— Оля! — недовольно качнула головой та. — Что за ерунда. Он что, до утра подождать не может??

— Выгоню взашей! — отреагировал на ее слова ректор, нервно газуя на месте.

— Если там и вправду что-то серьезное, — кусая губы в кровь, я начинала сильно нервничать, — это действительно не может ждать.

— Но… — глаза Марины нервно бегали из стороны в сторону. — Я поеду с тобой тогда!

— Ага, — мужчина в авто откровенно недобро расхохотался, — сейчас! Еще человек пятнадцать с собой возьмите. Это же гребанная тусовка, а не вопрос жизни и смерти.

Напрочь игнорируя Прохора Германовича, Марина продолжила:

— Последнее время ректор наш рядом с тобой ведет себя, мягко говоря, странно… И, будем честными, я ему совершенно не доверяю!

— ОТЧИСЛЕНА, — взорвался Прохор Германович. Мы испуганно посмотрели на мужчину, а тот самодовольно выгнул бровь. — Отчислю, если Оля сейчас же не сядет в авто.

Закрыв глаза на мгновение, я набрала полные легкие холодного воздуха и нехотя пожала плечами:

— Иди домой, Марин. Все будет хорошо.

— Все это неправильно! — не унималась та. — Давай я позвоню одному человеку, и он…

Чмокнув подругу на прощание, я намеренно сделала беззаботный и расслабленный вид. Мол, ничего необычного не происходит, хотя сама сгорала изнутри от стыда. Завтра вся общага будет тыкать в меня пальцами и обсуждать: что такого сделала Никифорова, что ректор на нее среди ночи орал во весь голос?

Прохор Германович в нетерпении мне даже дверь открыл, внутрь едва ли не затолкал. Я тут же повернулась к нему, собираясь обсуждать работу, а тот газанул с места так резко, что я едва не отлетела на заднее сидение.

— Пристегнись, — сквозь зубы отчеканил тот, барабаня пальцами по рулю, а ногами по полу.

— Но… — попыталась вставить свои пять копеек.

— Дома все! — отмахнулся, как от мошки. — Все дома, Никифорова.

Дорога пролетела для меня незаметно. В раздумьях, что такого серьезного я могла натворить, не заметила, как авто припарковалось в смежном с домом гараже. В этот раз Прохор Германович не стал утруждаться открыванием двери, а быстрым шагом потопал внутрь. Его раздражение и нервозность колом стояли в воздухе.

— Послушайте… — мягко начала я, перенимая это состояние.

Продвигаясь за хозяином дома, я с ужасом осматривалась по сторонам: ужасный, необъятный беспорядок. Разбитое стекло, ваза, раскрошенная на полу, рубашки с брюками, разломанный торшер…

— Сюда, — голос ректора послышался с самого конца коридора. Из единственной комнаты, где горел свет. — Поторопись, Никифорова.

Обнимая себя руками, я таки вошла в небольшую комнату с видом на уличную клумбу и небольшой деланный прудик, освещенный дворовым светом.

— Что это за место? — осмотревшись, я аккуратно примостилась на самый край мягкого кожаного дивана цвета мокрого асфальта.

— Не знаю… Может, барная? — мужчина с размаху открыл высокий шкаф, где в ряд стояло множество на вид безумно дорогих бутылок. Откупорив первую из них, он наполнил два стакана до краев и всучил один из них мне. Присев рядом, Прохор Германович отпил больше половины и, прикрыв глаза, устало прошептал: — Здесь я пью, когда мне нехорошо.

Покрутив алкоголь, я поднесла тот к носу и поморщилась. Нечто безумно крепкое, отдающее миндалем.

— Почему вам нехорошо? — нашла в себе силы спросить.

— Удивительно, — словно не слушая меня, ректор допил алкоголь, не глядя поставив стакан на подстаканник рядом с диваном. Одной рукой он прикрыл глаза, усиленно растирая лоб, а вторую закинул на спинку. Теперь она находилась в предельной близости от моей спины, что еще больше заставляло сжаться, — я ведь ни одной бутылки сам не купил, веришь? Все дарят. По идее, все ректоры должны быть запойными алкоголиками.

Оценив то количество, что поглотил мужчина в секунду, с интересом переспросила:

— А вы не он?

— Я? — от шока Прохор Германович даже привстал, заглядывая мне в глаза с небольшим прищуром. Нервно сглотнув, он отвернулся к окну: — Моя жизнь, Оля, —— это часовый механизм. Все слаженно, размеренно, гладко. Я контролирую каждую секунду, поэтому всегда спокоен и уверен в себе, — цепко вцепившись в меня потемневшими глубинами, он прошептал лишь одно слово, но оно вызвало мурашки даже на пятках: — Все было именно так, до того гребанного чая.

Не осознавая того, качнувшись назад, я покачала головой:  — Не понимаю, о чем вы…

— Я схожу с ума, — бархатно, проникновенно прорычал тот, взъерошив свои волосы. Выдернув из моих рук полный бокал, опустошил тот почти полностью за раз. Теперь голос был еще более низкий, пробирающий до костей: — Ты заметила это, девочка?..

Что же, тут не согласиться было сложно! С того момента, как я заменяла Кристину на ее рабочем месте, Прохор Германович сильно изменился. Вспыльчивый по поводу и без, раздражительный, агрессивный. Человек, который и раньше не славился доброжелательностью, теперь заметно перебарщивал. Преподаватели даже имя его произносить теперь боялись, в страхе накликать беду. А студенты, на полном серьезе, рыдали навзрыд, если тех вызывали