Отец моего врага - Сандра Бушар

его поносить. Не желая больше никогда унижаться, дрожащими руками принялась снимать сережки.

— А вот возьму и пойду, — выпалила сгоряча. А чего и нет? Надоело оправдываться, проще на все соглашаться! — Я ведь девушка свободная… Что хочу, то и делаю! А вы вот поезжайте обратно один, раз такой… — внезапно одна рука подхватила под талию, вторая предусмотрительно сжала рот. Я попыталась укусить кожу, но сложно провернуть подобное с ладонью. — Ммм!.. Гхм…

Впившись ногтями в пиджак Прохора Германовича, стало понятно, что он полностью и бесповоротно бесчувственный! Ни единой эмоции. Распахнув дверь каким-то чудом, он буквально затолкал меня внутрь, пристегнул и заблокировал все двери, когда вернулся на водительское сидение.

— Вообще-то, — пытаясь отдышаться, пробормотала я, — это похищение!

— Номера телефонов она собралась брать… — себе под нос рычал тот, с трудом удерживая себя на месте, сжимая руль до побеления костяшек, — Ага, сейчас! Обойдешься, Персик.

По дороге я кое-как запихала обратно в коробочку набор украшений и, сложив руки на груди, монотонно пялилась перед собой. Я настолько погрузилась в бурлящий внутри котел ярости, что не заметила, как Прохор Германович припарковался около общежития.

— Все, — рявкнул он, — на сегодня с тебя хватит.

Бросив краткий взгляд на часы, я изумленно постановила:

— Только половина рабочего дня прошла!

— Выбесила ты меня, Оля, — развел руками тот, словно это все объясняло. — Иди давай, чтобы глаза мои тебя не видели… Сегодня. Завтра, как обычно: заберу на этом же месте.

Фыркнув, бросила ректору на колени украшение. Руки потряхивало, когда я миллионный раз пыталась отстегнуть ремень безопасности.

— Раз я вас так раздражаю, давайте вы меня просто уволите? — кинула вполне серьезно.

— Не дождешься! — сказал, как отрезал.

— И вообще, — язык от злости заплетался, — не надо меня подвозить каждый день!

— Я сам разберусь, Персик, — процедил сквозь зубы, — что надо, а что нет.

— Думаете, я не понимаю, — посмотрев на ректора в упор, я многозначительно подняла бровь, — почему вы вечно с задней стороны паруетесь и в кустах, а?!

— Удиви меня, гений, — мужчина сжал губы в трубочку, пыхтя при этом носом, как паровоз.

— Боитесь, что кто-то вас заметит! Негоже дворянам с крестьянами путаться, да, Прохор Германович?! — я едва не подпрыгнула от счастья, когда получилось снять ремень безопасности, радостно попыталась отпереть дверь, а та вдруг оказалась заблокирована.

— А это, по-твоему, нормально, — мужчина буквально прогнулся в мою сторону, плечом касаясь моего, — что ректор вуза студентку домой отвозит??

— Так в чем проблема, — мой мог взорвался, а я окончательно растеряла все рамки приличия, переходя на крик, — НЕ ПОДВОЗИТЕ! Я вас об этом не просила!

— НЕ МОГУ, НИКИФОРОВА! — от баритона ректора едва стекла не полопались, а сердце мое упало в пятки.

— Почему это?! — не поняла я, нервно жестикулируя руками.

— Потому что не хочу, — задыхаясь, путаясь, чеканил он, — чтобы тебя кто-то другой подвозил. Понятно?

Я замерла в полном шоке от услышанного, не в силах поверить своим же ушам. Сердце застучало так бешено, что грозило свести в могилу. Голова закружилась, руки стали мокрыми от переживаний. Мы потерянно смотрели с мужчиной друг на друга, пока я неожиданно для самой себя не прошептала:

— Вы… — во рту все пересохло, мир вокруг будто замер. — Вы испытываете ко мне какие-то чувства?

— Чувства… — мужчина будто испугался, зрачки его мгновенно расшились, а капилляры полопались. Он провел пятерней по волосам и… рассмеялся. — Какие чувства, Никифорова? Благодарность разве что… — Прохор Германович бросил краткий взгляд себе на колени, где лежали купленные сегодня украшения, а затем просто перекинул их мне, словно мячик. — Знаешь, забирай себе, наверное. Пусть будут, тебе идет.

— А как же ваша дама? — ужаснулась я, даже не в силах притронуться к набору.

— Моя дама? — не понял тот, взяв паузу, чтобы пораскинуть мозгами. Отмахнувшись, мужчина выдал: — Надо будет — новое куплю. А эти коровы, упаси господи, тебе идут больше всех на свете.

В тот момент я ощутила себя такой раздавленной и униженной, будто кто-то вылил ведро дерьма на голову. Я знала, что стоило гордо вскинуть голову и уйти, но… Все же девичья натура взяла верх, а слезы градом полились из глаз. Я мечтала исчезнуть, чтобы ректор не видел моего позора, но даже проморгаться не выходило. Кто-то словно сломал плотину, и хлынул целый нескончаемый океан.

— Оль… — растерянно, хрипло, неуверенно прошептал Прохор Германович. — Олечка, ну ты чего, а?

— Ничего! — отмахнулась я, пытаясь найти салфетку в сумке. Куда там? Даже открыть ее нормально не вышло!

— Не плачь, Персик, — нежно прошептал он, притягивая к себе резко и бескомпромиссно. Я понять не успела, как зарылась лицом в белую рубашку, оставляя на ней следы туши. Ректор осторожно гладил меня по голове, перебирая пряди волос, и нашептывал на ухо: —Ты прости меня, ладно? Я ведь это украшение изначально для тебя купил, вину хотел загладить за утренний инцидент.

Я замерла, даже слезы высохли. Вскинула на мужчину недоверчивый взгляд, утонула в синих нескончаемых глубинах, бездонном океане теплоты и нежности!

— Правда? — ректор кивнул, а я поджала губу. — А я ведь самое страшное выбирала…

— Ну, — подмигнул тот, — тебе почему-то красиво. Видимо, на тебе даже мешок от картошки будет сексуально смотреться… — рука мужчины скользнула по моей спине все ниже и ниже, будто изучая контуры тела. Он набрал полные легкие кислорода и задохнулся с распахнутыми губами, глядя на меня пристально и словно чего-то требуя.

Какая-то нить будто тянула меня вперед, не давая секунды одуматься. Осторожно подняв руку, я коснулась щеки мужчины кончиками пальцев, погладив. Прохор Германович закрыл глаза и поморщился.

— С тобой что-то не так, Персик, — словно в бреду покачал головой тот.