Не спрашивай - Дональд Уэстлейк

Гай славился и тем, что выполнял функцию третейского судьи в своем мире. Всякий раз, когда те, кто считали себя исключительными, посвященными — посвященные лица мира искусства, стоящего немалых денег, или те, в чьих жилах кровь претендовала на право называться «голубой» — появлялись в Нью-Йорке, то незамедлительно звонили Гаю. Если он приглашал их на ланч, то тем самым подтверждал их легитимность, истинность. Они могли надеяться и надеялись, что в этом мире они смогут чувствоваться себя спокойно. (Если — ужасная мысль — их не приглашали на обед, то они бежали из города при первой же возможности и уповали лишь на то, что остались никем не замеченными.) Встреча с Гаем Клаверацком давала не только особый статус, но и радовала гастрономические вкусы гостей. Обед проходил в малой столовой в задней части его офиса на Восточной 68 рядом с Мэдисон. Организацией обеда занимался четырехзвездочный французский ресторан, который размещался неподалеку (у Гая были там связи). Всегда превосходная еда, непринужденные беседы и многочисленные знакомства ласкали и тешили его эго, как качественные косметические процедуры на лице.

Состав сегодняшних гостей в количестве трех человек был несколько необычен. Крайний интерес вызвала Мэвис, принцесса Орфици, с недавних пор в разводе с отвратительным принцем Курфюрстом Отто Тоскании и Баварии. Теперь же она проматывала деньги доставшиеся ей после раздела имущества мужа. Самым полезным на долгосрочные перспективы без сомнений был молодой Алекс Лимери из Главного Лондонского офиса Parkeby-South, самого престижного аукциона. Parkeby-South обслуживал офисы и аукционные дома в Нью-Йорке, Париже и Цюрихе, но единственным, кто на самом деле играл значимую роль был лондонский офис. И, пожалуй, наиболее перспективным оказался Лимери.

Третий гость Леопольд Гриндл был наиболее сведущ в таинственной жизни Гая. Опытный оценщик произведений искусства, слегка горбатый, коренастый мужчина с непослушными седыми волосами с толстыми очками на носу Гриндл. Он мог за вознаграждение в любом музее мира, дворце шейха, банке или частной коллекции установить подлинность или фальшивость произведений искусства. Установленную им атрибуцию очень редко удавалось изменить. И все же, в определенных обстоятельствах или когда в дело вступали деньги, как теперь, Леопольд мог задуматься над понятием «подлинность». Прекрасное качество, иногда.

Обед доставили ловкие карликообразные латиноамериканцы — увы, все реже и реже можно встретить изысканных французских официантов в Нью-Йорке — их главным преимуществом кроме молчаливого умения прислуживать, было то, что они не знали другого языка кроме своего родного, собрата испанского. Это означало, что сплетни за столом Гая — а для чего еще они собирались вместе? — останутся среди присутствующих и не достигнут любопытных ушей или открытой пасти прессы.

Пересуды за столом сегодня главным образом направлены были на похотливого, упрямого и жадного Курфюрста Отто, экс-мужа Мэвис, настолько неясного, сомнительного претендента на трон, что даже Отто сознался: он точно не знает, где находятся его подданные, кто они и смогут ли они, по неосторожности, признать его верительные грамоты. Гая не интересовали насмешки Мэвис над отсутствующим Отто, у него был иной повод, что позволял ей издеваться над бывшим мужем. Среди художественных сокровищ, что та успела стащить с идущей ко дню шлюпки по имени «брак», находилось два предмета, к которым он проявлял особый интерес. В мире искусства за последние несколько лет они переходили из одних рук в другие, от покупателя к покупателю. Два прекрасных шедевра, чье туманное происхождение вызывало горячие споры и интерес. Винбис, ранний фламандский мастер, современник Брейгеля, но личность более темная, как в жизни, так и в творчестве. Его картина «Глупость ведет людей к гибели» находилась теперь во владении Мэвис. Также бронзовая Родин, высотой в четыре фута — молодая балерина присевшая на пенек. Ни один из предметов не был детально оговорен во время обеда, конечно, но сдержанную форму предварительного согласования, тем не менее, он вел.

С простым блюдом из морского языка на сегодня было покончено и выходцы из Латинской Америки уносили божественный салат из семи видов молодого латука. Из небольшого телефона, стоящего на изысканном столике «чипэнддейл», позади Гая раздался веселая короткая мелодия. Мужчина повернулся, снял трубку и приложил ее к уху:

— Гай, — ответил он.

— Пришли плотники, — проинформировал голос секретаря.

— О, хорошо, отправь их на доставку, — и, повесив трубку, обратился к гостям: — Долг зовет, это плотники.

Он промокнул губы белоснежной льняной салфеткой, сделал глоток Sancerre и покинул комнату.

Гай Клаверацк & Co. Расположились в таунхаусе на северной стороне улицы. Горшки с ухоженными цветами украшали окна, и только скромные золотые буквы на дверном стекле в свинцовой оправе подсказывали, что это здание было центром торговли. К двери вели широкие крутые ступени из красно-коричневого песчаника, по обе стороны которых располагались вычурные кованые перила. Офисные помещения и столовая находились на одном и том же этаже, дисплейные классы на уровень выше, а его личные комнаты на двух верхних этажах.

С улицы имелся еще один вход в здание, железный знак с покрытыми белой эмалью словом «ДОСТАВКА» со стрелкой поворота вниз, закрепленный на правом перилле. Рядом с главной широкой лестницей из песчаника ведущей наверх, виднелись более плебейские синевато-серого цвета ступеньки, которые вели вниз, резко поворачивали и заканчивались под центральной лестницей, упираясь в глухую металлическую дверь. За этой дверью расположился подвал из камня и бетона, где множество мелких ячеек скрывали непроданные предметы прикладного искусства, и коридор с низким потолком.

Именно по этому коридору сейчас шагал Гай. Его черная тень во флуоресцентных лампах тянулась следом как подол накидки. Он отпер несколько замков на серой металлической двери — серый метал без тонкой отделки, зачем она на этом этаже? — и распахнул дверь, за которой двое мужчин ждали его появления. И если они действительно были столярами — Гай не доверил бы им и птичьей клетки.

Но, то не были плотники, да? Сутулые, подозрительные, сомнительные, хилые, одетые как для поездки в автобусе где-то по странам Третьего мира. Они были невероятно далеки от образа настоящих воров-джентльменов, которым неизвестно, что есть тюрьма.

— Входите, господа, — позвал Гай и в его голосе послышался сарказм.

Он сделал шаг назад, широким жестом, как Эррол Флин снимал шляпу Робин Гуда, пригласил войти. Один — высокий и мрачный, другой — энергичный с горящими глазами, именно он первым вошел и произнес:

— Нас отправили…

— Я знаю, кто вас направил ко мне, — отрезал Гай мягко, но решительно, не желая слышать никаких имен. — Строительные работы проходят здесь, — продолжил он и захлопнул дверь.

И пошел по пустому залитому светом коридору, разрешив им следовать за ним (но не более того).

В середине их пути по коридору, Гай приостановился, чтобы отпереть дверь слева и включить свет, затем жестом позвал их идти за ним дальше. Вскоре они оказались в квадратной бетонной коробке, ярко освещенной длинными белыми трубами и заставленной викторианскими диванами. Некогда бархатная обивка цвета драгоценных камней: рубинов, изумрудов и сапфиров сейчас же протерлась, поблекла от солнца и времени. Спинки, изогнутые подлокотники и ножки из темного дерева погнулись, исцарапались, как будто вокруг них ездили аттракционные электромашинки.

Вокруг уйма диванов. Диван на диване с еще одним диваном наверху. Некоторые лежали перевернутыми, короткие ноги торчали в воздухе, как будто канули в лету. Две софы возле двери оказались пустыми, на них Гай, закрыв дверь, предложил им присесть. Мужчины послушно уселись друг возле друга, а хозяин же разместился напротив.

— Я так понимаю, вы хотите воспользоваться моими услугами, — ему так и не удалось сдержать нотки скептицизма в голосе.

Ясноглазый заговорил первым:

— Мы собираемся продать тебе кое-какие вещи. Морри сказал, что ты…

— Да, да, — прервал Гай, он любил быть главным в беседе. — Как я понял со слов нашего общего друга, — начал он деликатно, — с какой-то персоной случился несчастный случай, и вы верите, что я могу оказать помощь в продаже ее имущества.

— Что-то в этом роде.

— Только, — добавил тот, что был угрюм, — несчастный случай этот пока еще не произошел.

Гаю это не понравилось:

— Ах, дорогой мой. Если вы намереваетесь пригласить меня для участия в чем-то противозаконном, то боюсь, что я должен…

Мрачный поднял руку, чтобы остановить Гая и тот неожиданно даже самого себя замолчал. Той же поднятой рукой, Хмурый извлек нечто из своего кармана куртки и показал ему.