Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео

были такими же. Как отмечал Стивен Э. Харрис, переход к формату односемейных квартир как основной модели советского жилья в период с 1953 по 1970 гг. произошел на территории всего Советского Союза, и это изменение затронуло жизнь 140 млн советских граждан[517]. Унылое однообразие советских многоквартирных домов отображается в популярном фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!» (1976 г.). Одежда и потребительские запросы городского, преимущественно русского населения республиканских столиц от Таллинна (Эстония) до Ташкента (Узбекистан) не отличались, хотя уровень доступности товаров в городах мог разниться. Советские граждане читали одни и те же газеты и смотрели одни и те же телевизионные программы; в разных республиках звучали одинаковые лозунги, прославляющие Ленина и коммунистическую партию, все праздновали общие для всей страны праздники.

Как студентка экономического факультета Сауле Искакова, так и мясник Джумабой Эсоев с момента приезда рассматривали Ленинград и Москву как материальное воплощение общего советского стремления к лучшей жизни, с одной стороны, и индивидуальных возможностей для социальной мобильности – с другой. Ощущение, что вы стали частью типично советского места, имело те же основания, что и советизированная идея присоединения к современному западному, европейскому миру, для чего было нужно освободиться от установок, привитых прежними идентичностями в бывшем доме. Саид Набиев, в 1960 г. приехавший из Хорога в Ленинград учиться кинематографии, упорно утверждал: «Хоть я и родился в Таджикистане, я думаю, мне было бы намного сложнее обустроиться в таком месте, как Монголия или Япония. Европа всегда была мне ближе. Ну, может быть, здесь не совсем Европа, по крайней мере, не в политическом смысле, но стиль жизни здесь – европейский»[518]. Мнение Набиева перекликается со многими другими рассказами, которые формируют советский и западный дискурсы эволюции личных амбиций. Даже многие торговцы, которые не получили образования и не владели русским языком, и потому имели меньше возможностей для роста в Ленинграде и Москве, могли себе представить, впервые гуляя по столичным улицам, что у их детей точно будет более успешная жизнь, благодаря деньгам, заработанным их тяжелым трудом, и государственному образованию. Найти свое место в Ленинграде и Москве значило не только влиться в местный образ жизни, но в той же степени и обустроиться в конкретном физическом пространстве.

Новообретенный дом

Первое жилье было очень важным элементом в процессе адаптации к ленинградской и московской жизни. Послевоенные советские лидеры стремились привести работу и жилье в соответствие с нормами социалистической культуры[519]. Образовательные учреждения, министерства, заводы и другие институции играли важную роль не только в том, как проходило строительство и размещение жилых комплексов в городе, но благодаря им также обустраивалась инфраструктура: от библиотек до спортзалов[520]. Те, кто поступал на обучение или устраивался на работу в многолюдных центрах страны, как правило, получали комнату в общежитии[521]. Такое жилье предоставлялось всем приезжим почти повсеместно и к тому же обычно предполагало бесплатное или субсидированное питание для проживающих – это, по мнению мигрантов, уравнивало их с городскими жителями по финансовым возможностям. Общие комнаты и одинаковые условия проживания способствовали формированию связей между людьми, которые могли быть основаны на этнической принадлежности, дружбе или взаимопомощи[522]. Несмотря на то, что со стороны общежития казались серыми и однообразными, в них зарождались самые разнообразные отношения. Этот факт подкрепляет тезис Дорин Мэсси о том, что у мест нет какой-то единой характеристики, определяющей их суть. Способность мигрантов интегрироваться в городское пространство и почувствовать причастность к двум столицам обуславливались опытом взаимодействия с людьми в общежитии или в других видах жилья[523]. Мигранты могли проверить, какие связи и отношения послужат им наилучшей психологической поддержкой и эффективнее всего помогут на практике при переходе в новую среду[524].

Общие спальные помещения, кухни и ванные комнаты в общежитиях становились, по рассказам мигрантов, важными местами, где происходили первые взаимодействия с соседями. Граждане из всех республик СССР жили вместе с русскими, которые приехали в Москву и Ленинград из других городов. А в университетских общежитиях часто проживали студенты, прибывшие как из широкого коммунистического мира, так и из стран, которые не выбрали сторону в холодной войне. Этим советское жилье, расположенное в разных частях двух столиц, предотвратило кластеризацию или изоляцию определенных групп населения, которой подвергались мигранты из бывших колоний – студенты или рабочие – в Великобритании или Франции (как мы описывали в главе 1) и даже афроамериканцы, переехавшие в промышленные города на севере США после Второй мировой войны[525]. Сегрегация групп населения по месту жительства, как считает Нэнси Фонер и другие исследователи, значительно затрудняет процесс их включения в современные промышленные города[526].

От вида шпилей Московского государственного университета новички, которым предстояло там учиться и жить, чувствовали благоговение. Здание Университета было для них символом открывающихся возможностей и вознаграждения за их достижения. «Какой Университет! Какая столица!» – восклицала Искакова[527]. А в Ленинграде жилищные условия Университета со временем менялись. Несколько респондентов, особенно те, кто подчеркивал свои деревенские корни, считали условия далекими от идеала: они жили в комнате с четырьмя другими студентами, а душевые выделялись на несколько десятков человек. Алиеву поселили в старом общежитии в центре Ленинграда в комнате с четырьмя соседками. Холодные, тесные и темные жилые дома в 1970-х гг. были заменены новостройками, хотя они были расположены дальше от центра, поскольку городские власти пытались одновременно удовлетворить запрос на односемейные квартиры для местных жителей и принять быстро растущее население. Мигранты в общем были довольны условиями проживания в общежитиях даже от не очень прославленных высших учебных заведений обоих городов. Нарынбек Темиркулов с удовлетворением отзывался о порядке в своей комнате: постельные принадлежности были аккуратно сложены в углу, и этот жест выражал уважение к новым жителям. Хаджиев получал ежемесячную стипендию, которая в Ленинграде начала 1980-х гг. позволяла время от времени ужинать в ресторанах или ходить в театр, помимо того, что обычно студентам университета предоставляли возможность есть в столовых и бесплатно посещать культурные мероприятия. Многие из тех, кто приезжал в столицы учиться в аспирантуре, отмечали, что эти общежития были лучше, чем в их родных республиках. Слова Ширинова выражают ощущения большинства мигрантов: «Я был молод, и ничего больше мне было не нужно»[528].

В рассказах мигрантов общежитие выступало воплощением принципа дружбы народов: там проживали люди самых разных национальностей и, кроме того, создавалось ощущение общего стремления к советской цели – достичь личного и общественного прогресса. Респонденты вспоминали с ностальгией:

[Там жили] русские, украинцы,