Дарий Великий заслуживает большего - Адиб Хоррам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас она была одета в блестящее черное платье, красную блузку и темно-красный платок. Я обратил внимание на новые очки Джаване – в оправе «кошачий глаз» с зелеными крапинками.
– Привет.
– Кажется, тебе не помешают обнимашки.
– И то правда.
Джаване фыркнула и притянула меня к себе.
Не помню, чтобы мы раньше обнимались. Джаване была теплой и уютной, как одеяло, которым укрываешься осенью, когда отопление еще не включили, и утром даже думать не хочется о том, чтобы вылезать из кровати и опускать ноги на холодный пол.
– Ты как?
– Нормально. Стараюсь держаться ради мамы.
Джаване кивнула.
– Когда умерла бабушка, отцу пришлось нелегко.
– Сочувствую.
– Спасибо. Мне порой ее не хватает.
Я шмыгнул носом, и Джаване выудила из черной сумки пару бумажных платочков.
Хотя она еще не закончила школу, это не мешало ей расхаживать с необъятной сумкой Настоящей Персидской Женщины, в которой открывался портал в другое измерение.
– Спасибо.
– Не за что. – Она посмотрела куда-то мне за спину. – Кажется, к тебе пришли.
– Да? – Я обернулся и увидел у входа в зал Лэндона, одетого с иголочки: черный костюм, белая рубашка, серый галстук.
Он выглядел безупречно.
– Привет.
– Привет, – сказал он и обнял меня, так что я на миг в нем растворился.
Но мы не поцеловались. Судя по всему, Лэндон пытался разобраться, по каким правилам стоит вести себя в окружении незнакомых персов.
Может, я и сам еще не разобрался.
Когда мы отстранились, я представил его Джаване:
– Это мой парень, Лэндон.
Она просияла и протянула ему руку.
– Джаване Эсфахани. Мы с Дарием ходим в одну школу.
Плечи Лэндона расслабились, и он ответил на рукопожатие:
– Приятно познакомиться.
– И мне. – Джаване окинула взглядом зал и на секунду вытаращила глаза. – О нет. Родители взялись помогать.
– А это плохо? – моргнул Лэндон.
– Они чемпионы мира по таарофу.
– Тогда действительно «о нет», – согласился я.
Лэндон проследил за нашими взглядами. Хотя я очень старался объяснить ему, что такое таароф – Главное Правило Этикета, которое регулирует межличностные отношения у персов, – Лэндон так до конца и не понял, в чем суть.
– Пожелай мне удачи. – Джаване сжала мою руку и поспешила к родителям, пока те не сорвали поминальную службу.
Лэндон заключил мои ладони в свои и внимательно на меня посмотрел.
– Ты стер лак, – заметил он.
С этим мне помогла бабушка. На поминальной церемонии жизнерадостно-бирюзовые ногти смотрелись неуместно.
Слишком по-гейски.
Я понял, что уже никогда не скажу Бабу о том, что я гей.
Теперь я мог только презирать себя за трусость.
– Думаю, случай не самый подходящий.
– Ты все равно хорошо выглядишь. – Он дотронулся до прядей, упавших мне на лоб. – Как ты, держишься?
– Да. Я в порядке.
Лэндон зачем-то поправил на мне рубашку, а я ощутил подспудное раздражение.
Доктор Хоуэлл говорил, что нормально испытывать подобные – негативные – эмоции, когда проживаешь горе.
Но я постарался ничем себя не выдать.
– Готов идти? – спросил Лэндон.
Я глубоко вздохнул.
– Да.
Самая уважаемая профессия у персов
Поминальная церемония была простой. Когда все наконец собрались (приехав на час позже, чем мы просили, поскольку в большом количестве персы предрасположены к опозданиям), мама прочитала молитву – сначала на английском, затем на фарси, а потом, запинаясь, на дари. После она начала рассказывать о жизни Ардешира Бахрами в Йезде: о том, как он родился в общине зороастрийцев, пошел в школу, открыл магазин, пережил революцию, стал отцом троих детей и дедушкой восьми внуков (и совсем чуть-чуть не успел стать прадедушкой). Мама говорила о том, каким Бабу был добрым, заботливым и щедрым. Как неизменно побеждал всех в «Грача». Как любил свой сад.
– Больше своего сада мой отец любил только свою жену, Фарибу. А больше жены любил только ее стряпню.
К тому времени в зале царило скорбное молчание, некоторые гости даже плакали. Но стоило маме пошутить, как атмосфера неуловимо изменилась. Все началось с пары смешков, сперва неловких, несмелых, но вскоре переросших в настоящий смех.
Сидевший за столом позади нас отец Джаване громко расхохотался. Он – как почти все собравшиеся мужчины – был одет в костюм.
Очевидно, я в очередной раз не сумел вычислить подходящий вариант Персидского Повседневного Стиля.
Мама вытерла слезы и улыбнулась.
– Хотела бы я, чтобы мама сегодня была здесь и готовила для нас. Но вместо нее будет «Кебаб-Хаус». Noosh-e joon[17]!
Бабушки встали, чтобы помочь в буфете. Я тоже поднялся и взял Лале за руку.
– Я могу что-нибудь сделать? – спросил Лэндон.
– Конечно.
Лале заправляла своей любимой хлебной станцией, Лэндон раскладывал по тарелкам рис, а я раздавал порции тахдига, который в «Кебаб-Хаусе» готовили с тонко нарезанными ломтиками картофеля на дне кастрюли.
Очередь двигалась медленно, поскольку гости не упускали возможность перекинуться парой слов – кто на фарси, кто на английском, а кто на двух языках сразу. Люди спорили, демонстрировали мастерство владения таарофом, делились новостями с друзьями, которых не видели с тех пор, как в последний раз заглядывали в ПКЦ.
Лэндон одарил меня изумленной улыбкой, когда две пожилые персидские дамы – я их узнал, но имен вспомнить так и не смог – остановились перед нами, споря о чем-то на фарси. Их резкие, пронзительные голоса звенели все громче, перекрывая шум толпы, как вдруг они замолчали и повернулись ко мне.
– Дариуш!
– Здравствуйте.
– Только посмотри на себя! Ты похудел.
– Хм.
У меня загорелись уши.
– А это кто? Твой друг из школы?
– Это мой парень. Лэндон, – сказал я.
Дама слева, с каштановыми волосами, собранными в замысловатый пучок, повернулась к своей подруге и спросила что-то на фарси.
Ее подруга – ростом повыше, волосы длинные, черные, в ушах богато украшенные золотые кольца – что-то ответила. Потом внимательно посмотрела на меня, на Лэндона – и что-то добавила. Наконец она сказала:
– Мне только тахдига, Дариуш.
Я подцепил кусок с щедрой порцией картофеля.
– Столько хватит?
– Идеально.
Ее подруга продолжала сверлить нас с Лэндоном взглядом.
– Мне риса не нужно, спасибо, – сказала она. А потом добавила: – Приятно познакомиться.
После этого дамы ушли, и Лэндон шепотом спросил:
– Что сейчас произошло? О чем они говорили?
Я толком не расслышал – и был более чем уверен: сказанное мне бы вряд ли понравилось.
– Я не понял.
Отец Джаване (доктор по профессии) протянул тарелку за рисом. Его усы напомнили мне усы Бабу, хотя были черными и коротко стриженными, а не седыми и кустистыми.
– Совсем чуть-чуть, – сказал он, когда Лэндон наложил ему риса с горкой.
– Простите. – Лэндон
