Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга II - Юрий Александрович Лебедев

class="p1">Каким путём эта просьба была передана в ГРУ неизвестно, но известна реакция – «Несвоевременно».

То, что в представлении к выдающимся заслугам Жоржа Абрамовича были отнесены разведданные по «атомным делам» 1944–1946 годов, несомненно. Но вот были ли они единственными, не раскрывались ли дела 1941–1942 годов, а также возможное непосредственное участие в 1948–1949 годах в создании НЗ для первой атомной бомбы, сказать не могу. Разбираться с этим будут историки следующего поколения.

Мы же можем попытаться понять ход и результаты анализа текста неизвестного нам представления к награде в части «атомных дел». А то, что такой анализ проводился, не вызывает сомнения.

Атомное любопытство

Но, прежде чем обсуждать роль и заслуги Ж. А. Коваля в добывании информации по американской атомной бомбе, попробуем разобраться в том, насколько важной в советском атомном проекте была разведывательная информация.

При этом не будем делить разведчиков на «военных» и «госбезопасности». Сейчас мы будем обсуждать не методы, а результаты их работы в советском атомном проекте.

Этому вопросу посвящена огромная, почти необозримая литература. И спектр оценок «веса» роли разведки в создании атомной бомбы в СССР содержит все возможные значения – от 0 до 100 %. Естественно, что ближе к левой границе (0 %) лежат оценки большинства учёных, работавших в атомном проекте, а ближе к правой (100 %) – оценки разведчиков и ангажированных с ними журналистов.

В своём письме в ГРУ от 11.07.06, приведённом выше, я писал: «Моя гипотеза… состоит в том, что в той исторической реальности роль разведки была решающей. Это вовсе не принижает сделанного «наукой» – ученые совершили буквально подвиг, но без разведки ТОГДА (в те сроки, которые отводила История) советская атомная бомба не была бы создана. Когда (и какая?) появилась бы на свет (и появилась ли бы?), как при этом изменились бы исторические условия – это другая «ветвь истории»».

После более чем десятилетней работы по тематике советского атомного проекта я готов снова подписаться под этой оценкой.

Прежде всего, несомненно, что именно разведка привлекла внимание к проблеме создания атомного оружия высшего руководства страны. И персонально следует благодарить за это Леонида Романовича Квасникова, в то время (начло 40-х годов) начальника 16-го отделения (научно-техническая разведка) 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР.

«Следуя профессиональной интуиции, Л. Р. Квасников в конце 1940 г. по своей инициативе поставил задачу создать агентурную сеть и дал указание (послал директивы) советским резидентам в ряд стран: Англию, Италию, Францию, Австрию, США о необходимости сбора информации по работам, связанным с делением урана».[297]

14.13. Начальник 3-го отделения 3-го отдела 1-го Управления НКВД СССР Л. Р. Квасников.[298]

Далее был период недоверия к достоверности добытых данных о реальных работах по атомной бомбе за рубежом. Сам Квасников рассказывает, что после получения материалов о начале работ по бомбе в Англии (сентябрь 1941 г.), Берия проверял их через специальный отдел НКВД, занимавшийся репрессированными учёными. Им были представлены отрывки из доклада Пайерлса, Халбана и Коварски Черчиллю. Результат:

«Все написали заключение, которое пошло к Берии. Смысл его в том, что в ближайшие 10 лет этого быть не может! Берия опять ко мне: «Я же говорил, что ты «дезу» передаёшь. Это направлено немцами для того, чтобы обескровить наших учёных, отвлечь их от оборонной тематики, затратить колоссальные средства и отвлечь наиболее квалифицированных рабочих».[299]

Но, как оказывается, Берия, «разнося» Квасникова, говорил ему не всю правду. Вероятно, майор ГБ В. А. Кравченко, начальник 4 Спецотдела НКВД (использование труда репрессированных специалистов) отдал Квасникову только часть экспертиз, в основном отрицательных. А остальные материалы сам доложил Берии и по ним даже был написан проект письма на имя Сталина о необходимости «создать при ГКО СССР специальную комиссию» по атомной проблеме. При этом некоторые материалы Квасникова были, вероятно, показаны для экспертизы П. Л. Капице.[300]

Более того, похоже, что Берия на основании информации Квасникова и Кравченко начал «двойную игру». С одной стороны, он демонстрировал осторожность и бдительность, требуя от Квасникова дополнительных подтверждений реальности «урановой проблемы», а с другой, основываясь на материалах Кравченко, начал действовать, заготавливая свои «козыри» для случая, если урановая бомба окажется реальностью.

Заполярный уран

Берия, как «интуитивный менеджер», решил начать действовать пока «малыми силами», но по главному направлению – для урановой бомбы нужен уран. В СССР урана практически не было. Так где его взять, если он потребуется в действительно больших количествах? И вот что рассказал в связи с этим Е. С. Дмитриев:

«Мне рассказывал отец <Сергей Артемонович Дмитриев>, химик-органик, что в 1942 году он получил задание ехать в геологическую экспедицию в Тикси, на Таймыр, искать там уран! Они ездили туда с И. Б. Аделем (1906–1968). И, несмотря на суровый климат, на высадку в 1943 г. немецкого десанта в Тикси (отец, кстати, сфотографировал это!), несмотря даже на белых медведей, которые лакомились запасами их тушёнки, вскрывая банки своими когтями, они нашли уран на Таймыре в 1944 г.! И доложили в ведомство Берии: «Ваше задание выполнено, готовы к выполнению новых заданий Родины!».[301]

14.14. С. А. Дмитриев.[302]

Что же последовало за этим открытием? Сам факт результативной геологической разведки на уран на Таймыре является чрезвычайно интересным. Я попытался выяснить подробности о дальнейшей судьбе этих работ.

Ничего конкретного поиск не дал. Вероятно, в 1944 г. Берия не стал тратить силы на развитие дорогих и трудоёмких исследований в Арктике. Он был вполне удовлетворён тем, что «в случае чего» (т. е. если он убедится, что урановая бомба – не блеф) у него был козырь, о котором никто не знал – Таймырский уран.

Вспомнилось о нём тогда, когда работы по атомной бомбе перешли «в практическую стадию». И в 1946 году на Таймыре уже развернулись серьёзные геологические поиски. Как они были связаны с данными С. А. Дмитриева и И. Б. Аделя неизвестно. Но то, что именно эти данные послужили толчком к разворачиванию работ, кажется неизбежным – у Берии были основания надеяться на успех.

Он пришёл не скоро. Вот что говорит Л. Д. Мирошников, непосредственный руководитель работ, о событии, которое случилось на одном из поисковых участков в 1949 году:

«13-го мая, в понедельник, в 13 ч, невзирая на протесты суеверных, я вывел горнорабочих на разведочный полигон и на 141-м пикете геофизического профиля