Орикс и Коростель - Маргарет Этвуд

Он почти жалеет о том, что свет загорелся – в углу валяется пара биозащитных скафандров, и то, что осталось в них, пребывает не в лучшем состоянии. Картотека открыта, повсюду раскиданы бумаги. Судя по всему, на охранников напали. Может, они пытались остановить людей, которые покидали территорию через эти ворота, – насколько он помнит, кто-то пытался ввести карантин. Но антиобщественные элементы – а в тот момент таковыми могли считаться все поголовно, – видимо, вломились сюда, рылись в секретных документах. Какой, однако, оптимизм – верить, что эти бумажки и диски еще могут пригодиться.

Снежный человек заставляет себя подойти к костюмам, тычет их палкой. Могло быть хуже; не особо воняет, и всего несколько жуков; мягких тканей не осталось. Но оружия тоже нету. Антиобщественные элементы, видимо, забрали его с собой – впрочем, на их месте он поступил бы так же. Он так и поступил.

Он выходит из дальней комнаты, возвращается в приемную, где стоит конторка и стол. Неожиданно понимает, что зверски устал. Садится в эргономичное кресло. Он уже очень давно не сидел в креслах – ощущения странные. Надо бы достать из мешка спички и свечи, на случай, если свет опять погаснет; копаясь в мешке, он выпивает воды и съедает еще один пакет орехов. Снаружи доносится рев ветра и чудовищные звуки, будто огромный зверь сорвался с цепи и буйствует. Ветер мчится мимо закрытых дверей, поднимает клубы пыли, в комнате все дребезжит. У Снежного человека трясутся руки. Он напуган больше, чем позволяет себе признать.

А что, если здесь водятся крысы? Здесь должны быть крысы. А что, если начнется потоп? Они будут карабкаться по его ногам! Он закидывает ноги на кресло, свешивает их с эргономичного подлокотника и обматывает простыней. Писка не расслышать – ураган слишком грохочет.

Великий человек достойно принимает вызов судьбы, говорит голос. Кто на этот раз? Мотивационный оратор, выступавший по «Омолож-ТВ», помпезный зануда в костюме. Болтун по найму. Этому учит нас история. Чем выше барьер, тем выше прыжок. Преодоление кризиса – путь к личностному росту.

– Ни хера я личностно не вырос, кретин! – вопит Снежный человек. – Посмотри на меня! Я съежился! Мозги с виноградину!

Но он не знает, каких размеров должен быть обычный мозг, потому что не с кем сравнить. Он потерялся в тумане. И никаких ориентиров.

Свет снова выключается. Он остается совсем один в полной темноте.

– Ну и что? – говорит он. – Раньше ты был совсем один при свете. Какая разница? – Но разница есть.

Но он к этому готов. Он взял себя в руки. Он ставит фонарик на стол, чиркает спичкой, ухитряется зажечь свечу. Пламя колышется на сквозняке, но свеча горит, и на стол ложится кружок мягкого желтого света, комната походит на древнюю пещеру – она темна, однако защищает.

Он снова роется в мешке, достает третий пакет орехов, съедает. Потом вытаскивает бурбон, думает, отвинчивает крышку и пьет. Буль-буль-буль, гласит мультяшная надпись в голове. Огненная вода.

Милый, говорит женский голос из угла. Ты молодец, отлично держишься.

– Ничего подобного, – отвечает он.

Сквозняк фыркает прямо в уши – ффыф-ф, задувает свечу. Он не станет ее зажигать – бурбон уже действует. Снежный человек посидит в темноте. Он чувствует, как Орикс плывет к нему по воздуху на крыльях из мягких перьев. Она вот-вот будет с ним. Он скрючился, уткнувшись лбом в стол и закрыв глаза, несчастный и умиротворенный.

10

Грифование

Прошло четыре сумбурных года, и Джимми окончил Академию Марты Грэм, получив свою сомнительную ученую степень по проблематике. Он не ожидал найти работу сразу и не обманулся. Он неделями рассылал свое чахлое резюме, письма возвращались слишком быстро, иногда с жирными пятнами и отпечатками пальцев мелких чиновников с уровнем развития ниже плинтуса, которые, видимо, пролистывали его бумажки за обедом. Джимми заменял грязные страницы и отсылал резюме снова.

На лето он нашел себе работу в библиотеке Академии Марты Грэм: просматривать старые книги и помечать их для ликвидации, а также выбирать, какие из них останутся на земле в электронном виде; он потерял эту работу через полтора месяца, потому что не мог заставить себя хоть что-то выкинуть. Затем он переехал к своей девушке, концептуальной художнице, длинноволосой брюнетке по имени Аманда Пейн[29]. Имя было ее собственным изобретением, как и многое в ней: на самом деле ее звали Барб Джонс. Ей пришлось заново изобрести себя, объясняла она, потому что изначальная личность Барб была стерта в порошок жестоким обращением семьи – белой рвани, пожирателей сахара, – и от нее остались одни никому не нужные обломки, как после дворовой распродажи. Самодельная музыкальная подвеска из гнутых вилок или трехногий стул.

Это и привлекло Джимми: для него была экзотикой сама идея дворовой распродажи. Он хотел отремонтировать Аманду, починить ее и заново покрасить. Чтобы стала как новенькая.

– У тебя доброе сердце, – сказала она ему, впервые впустив его за свою линию обороны. Уточнение: под робу.

Аманда жила в запущенном кондоминиуме в одном из Модулей и делила жилище с двумя другими художниками, мужчинами. Все трое были из плебсвиллей, все трое – стипендиаты Марты Грэм и поэтому считали себя выше привилегированных, бесхребетных, дегенеративных отпрысков охраняемых поселков – например, Джимми. Им приходилось быть стойкими, держать удары, грудью пробивать себе дорогу в жизни. Они провозглашали ясность видения, которая достигалась только длительной обработкой на точильном камне реальности. Один художник пытался покончить с собой, что дало ему (намекал он) особое преимущество перед остальными. Другой ширялся, а заодно и торговал героином, а затем вместо потребления героина – а может, вместе с ним – углубился в искусство. Через несколько недель Джимми понял, что эти двое – паршивенькие ремесленники, да к тому же надутые снобы, хотя поначалу находил в них своеобразный шарм.

Те двое, которые не Аманда, еле терпели Джимми. Добиваясь их расположения, он временами хозяйничал на кухне – все три художника презирали микроволновку и гордо варили себе спагетти, – но повар из него получился так себе. Однажды он сделал большую ошибку, принеся домой ведерко пухлокурных крокетов – за углом как раз открылось отделение, а если забыть о происхождении «Пухлокур», их вполне можно было есть. После этого те двое, которые не Аманда, вообще перестали с ним разговаривать.

Впрочем, это не мешало им разговаривать друг с другом. У этих людей было свое мнение по поводу всего, о чем они якобы имели какое-то представление; они провокационно занудствовали, толкали речи и читали проповеди, полные намеков и нацеленные – как подозревал Джимми – в основном на него. Художники считали, что игра закончилась, когда изобрели сельское хозяйство, шесть или семь тысяч лет назад. После этого эксперимент под названием «человечество» был обречен на неудачу: сначала гигантизм, обусловленный избытком пищи, затем вымирание, поскольку все пищевые ресурсы исчерпаны.

– А вы что предлагаете? – спрашивал Джимми. Ему нравилось их подкалывать – кто они такие, чтобы судить? Художники, которые напрочь не улавливали иронии, отвечали, что верный анализ – это одно, а поиск верных решений – совсем другое, и отсутствие второго не отменяет первого.

И вообще, может статься, что никакого решения нету. Человеческое общество, заявляли они, – монстр, а его основной побочный продукт – трупы и руины. Этот монстр ничему не учится, делает одни и те же кретинские ошибки, покупая краткосрочный кайф ценой долгосрочной боли. Подобно гигантскому слизню, он пожирает остальные биологические виды, перемалывает жизнь на Земле и высирает фигурный пластиковый мусор, немедленно устаревающий.

– Вроде ваших компьютеров? – пробормотал Джимми. – На которых вы творите?

Скоро, говорили художники, игнорируя его слова, на всей планете останутся только длинные подземные трубы. В трубах будет искусственное освещение и искусственный воздух, потому что озоновый и кислородный слои Земли уже будут полностью уничтожены. Люди станут ползать по этим трубам, гуськом, нагишом, каждый видит только задницу впередиползущего, моча и экскременты падают вниз через отверстия в полу, а потом цифровое устройство случайным образом выбирает некоторых, перерабатывает и скармливает всем остальным через устройства для подачи – соски, расположенные на внутренней стороне этих труб. Система автономная и потому вечная, все будут довольны.

– Да, это, пожалуй, решит проблему войн, – сказал Джимми. – И у нас будут очень крепкие коленные чашечки. Только вот как же секс? В таких условиях непросто, мне так кажется. – Аманда посмотрела на него неодобрительно. Неодобрительно, но понимающе: видимо, ей пришел в голову тот же вопрос.