Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания - Борис Николаевич Пастухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А далее были работа заведующим отделением Брянской областной больницы, обязанности главного хирурга области, защита кандидатской диссертации и через год, в 1949-м, – докторской.
Николай Михайлович Амосов был приглашен в Киев руководителем клиники грудной хирургии Киевского научно-исследовательского института туберкулеза и грудной хирургии.
На Украине прошла яркая, насыщенная часть его жизни: в марте 1953 года его избрали заведующим кафедрой Киевского медицинского института, он руководил коллективами хирургов ряда институтов.
Сколько за эти годы было тяжелой и увлекательной работы! Операции на открытом сердце с применением искусственного кровообращения. Сложнейшие операции тяжелых врожденных пороков сердца у детей. Вместе с инженерами и математиками были разработаны уникальные операции, связанные с вторжением в кору головного мозга. Изучались механизмы мышления и искусственного интеллекта, психология моделей личности, и эти медицинские достижения были применимы к социологии и глобальным проблемам человечества.
Николай Михайлович предстал перед миром не только как уникальный хирург, но и как кибернетик, философ и писатель.
Может быть, какие-то события в жизни Амосова, в его биографии уже и выветрились из памяти, но как не отметить, что к 1980 году количество сложнейших его операций в области грудной хирургии перешагнуло за две тысячи. Клиника превратилась в самостоятельный Институт сердечно-сосудистой хирургии, а Николай Михайлович был назначен его директором, до конца жизни он с этим коллективом не расставался, продолжая работать руководителем, а потом советником при директоре института. Только опытные медики могут перечислить все заслуги Николая Михайловича как великого и универсального хирурга.
За выдающиеся достижения ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда, присуждены Ленинская и три Государственные премии.
Еще одна сфера деятельности, которая принесла Николаю Михайловичу поистине всенародную известность, – это его уникальная система ограничения нагрузок. Он непрерывно что-то писал. Его книга «Раздумья о здоровье», подготовленная «Молодой гвардией», выдержала массу изданий и имела тираж свыше семи миллионов экземпляров.
Из множества написанного Николаем Михайловичем, наверное, стоит выделить его роман «Записки из будущего», такую книжку, как «Мысли и сердце». Его заслуги признавали и в России, и в Советском Союзе, и на Украине. Он избирался депутатом и в высшей степени добросовестно исполнял свои общественные обязанности.
Припомнилось, как в далеком 1967 году я впервые увидел поджарого человека небольшого роста, с седеющим «бобриком» и с задумчивым, как бы обращенным внутрь себя взглядом. Это было в Чехословакии, куда делегация Верховного Совета СССР, которую возглавлял Арвид Янович Пельше, приехала как бы для того, чтобы ощутить «предгрозовые политические события».
Мне тогда выпала честь представлять в этой делегации советскую молодежь, а Николаю Михайловичу – беспартийную часть нашего общества. Он всю жизнь был беспартийным, но никогда этим не бравировал. Он был тверд в своих убеждениях, в критическом настрое и в отличие от множества диссидентов, «шумевших на разные голоса о недостатках, трудностях жизни, придури руководителей», много работал. Он работал для своей страны, чтобы облегчить жизнь своих сограждан.
Парламентская делегация – не очень-то веселое дело: жизнь расписана по минутам, одно мероприятие в первой половине дня, одно во второй. Длинные перерывы, торжественные обеды и ужины.
Уже тогда обстановка в Чехословакии была сложной. Отчетливо маячили события 1968 года.
Мы жили в Праге в знаменитых Градчанах, в резиденции, где останавливались только самые высокие делегации, слонялись по просторным холлам и номерам. И вдруг этот сухонький человек говорит:
– Вы любите пешком ходить?
– Да, конечно, – отвечаю.
– Тогда давайте походим сегодня по Праге пешком. Какой же это красивый город!
С этого дня мы много ходили по Праге. Я едва поспевал за ним, за его летящей походкой. Мы много говорили, и я не переставал удивляться его прозорливому взгляду, его умным оценкам жизни, всего увиденного в Чехословакии.
Как-то он предложил мне, когда у делегации будет свободное время, поехать в Пражскую клинику сердечно-сосудистой хирургии. Я, как собачонка, не раздумывая, увязывался за Николаем Михайловичем, куда бы он ни направился, потому что знал – будет интересно. И чрезвычайно благодарен ему за тот визит в клинику, которую возглавлял чехословацкий академик Жижка. В памяти останется посещение отделения детской хирургии. Синюшные, неподвижные дети до операции и цветущие, розовые мордашки выздоравливающих девчонок и мальчишек. Неспешные беседы двух мэтров медицины.
Потом мне приходилось, и не раз, бывать в киевской клинике Николая Михайловича. Меня поражало, что и в приемном покое, и в вестибюле на входе красовались крупные плакаты: «Деньги и подарки не принимаем».
Эх, в наше время хоть где-нибудь увидеть, пусть и не соответствующий действительности, плакатик: «Взяток не берем».
У Николая Михайловича в институте так было не просто на бумаге. Так было, надеюсь, так и есть, пока жива память об этом замечательном человеке.
После этой поездки мы часто встречались. Хорошо помнится наша первая встреча с Николаем Михайловичем у нас дома. Моя супруга расстаралась изо всех сил, чтобы достойно угостить замечательного гостя. Мы долго сидели, разговаривая на разные темы, а когда прощались, Николай Михайлович сказал:
– Жанночка (так он ласково называл мою жену), спасибо, я получил много полезной информации.
«Старушка» моя была обескуражена.
– А как же угощение? (Этот вопрос был буквально написан у нее на лице.)
Но для него это было фактором второстепенным. Думаю, что предложенной моей женой изысканной гастрономии он просто не заметил.
Однажды, когда мы с друзьями в Праге зашли в какой-то ресторан, небольшой, но очень дорогой и славящийся разнообразным выбором крепких напитков, наш тогдашний представитель в Международном союзе студентов Саша Лебедев спросил Амосова:
– Николай Михайлович, а вы как относитесь к спиртному?
– Нормально. В субботу после операционных дней принять рюмочку-другую коньяку – это святое!
Наверное, еще тогда сложилось у меня твердое убеждение, что самый дорогой человек в жизни Николая Михайловича – это его дочка Катюша. Он близко к сердцу принимал все, что происходило в ее судьбе: радовался успехам и горевал, когда возникали трудные обстоятельства.
…Долго стоял я на Киевском кладбище у этого обледеневшего холма, перебирая в памяти воспоминания, связанные с этим светлым человеком.
А вечером в каком-то уютном киевском ресторане делегацию Российской Государственной думы принимали депутаты Верховной рады Украины. Ну и как водится, люди, которые, может быть, еще утром цепляли и подкалывали друг друга в зале официальных заседаний, чувствовали себя здесь дружелюбно и раскованно. Многих членов нашей делегации они знали давно, а некоторые были еще и родом из комсомола. Словом, это был теплый, сердечный вечер.
Мне предложили произнести тост. Что я мог сказать в тот момент? Тривиальные
