Повелитель камней. Роман о великом архитекторе Алексее Щусеве - Наталья Владимировна Романова-Сегень

– Готов наголо побриться, – принял вызов голландец. Пришлось ему и впрямь ходить некоторое время лысым, поскольку кинулись в справочники и выяснили, что из картин Леонардо только «Мадонна Литта», «Мадонна Бенуа», «Мадонна с веретеном» и «Мадонна в скалах» перенесены на холст, а остальные – «Джоконда», «Дама с горностаем», «Иоанн Креститель» и «Благовещение» по-прежнему остаются на досках. Щусев торжествовал победу, начавшуюся с поражения.

– Чтоб ты облысел раньше времени! – сердито, но со смехом пожелал победителю побежденный.

– Не журись, хлопче, – рассмеялся Щусев и, чтобы голландцу не было обидно, взял да и тоже обрился наголо. Так, лысыми, они оба поехали отдыхать в Академичку, на берега реки Мсты и Мстинского озера.

Летом 1884 года в этих краях, расположенных где-то посередине между Петербургом и Москвой, на сорока десятинах, примыкающих к землям крестьян деревни Малый Городок, Императорская академия художеств завела дачу для летней практики студентов. Тех, кто хорошо учился, отправляли сюда на месяц, с бесплатным проживанием и питанием, причем весьма обильным. Места – сказочные! Даже если ты не художник, рука потянется к кисти и краскам. Вокруг большого деревянного дома разбросаны уютные летние домики, чудесный парк, купальня и пристань. Все это прежде принадлежало Министерству путей сообщения, а теперь перешло в аренду к академии и поначалу помпезно называлось Владимиро-Мариинским приютом в честь президента ИАХ великого князя Владимира Александровича, его супруги Марии Павловны и императрицы Марии Александровны. Но таковое название продержалось недолго, место отдыха студентов стали называть Академической дачей, а еще проще – Академичкой. Организовал и благоустраивал ее купец-старообрядец Кокорев, один из богатейших людей России, обладатель крупнейшего собрания живописи и скульптуры, меценат. Архитектор Кенель возвел восьмигранный центральный павильон, украшенный пропильной и глухой резьбой. Отовсюду видно, красота! Заблудишься в окрестных местах, павильон Академички – великолепный ориентир. В нем располагались столовая, библиотека, собрание репродукций, статуй, всяких реплик и даже бильярдная.

А. В. Щусев – студент Академии художеств

[Из открытых источников]

«Поступил в академисты по архитектуре в августе 1891 года, прошел классы гипсовых голов и переведен в натурный класс, в мае сего года с отличными успехами в науках перешел на III курс, и вообще в классах черчения и рисования занимается с большим успехом». К столь высокому отзыву прилагалась путевка на Академическую дачу, куда Щусев с удовольствием отправился с ватагой других успевающих академистов.

В ту пору модно было во что-нибудь тематически наряжаться и фотографировать так называемые живые картины. Однажды и студенты-дачники затеяли фотографироваться, изображая различные известнейшие полотна. В основном такие, где было много персонажей. Прошли по берегу Мсты бурлаки, на позаимствованных в Большом Городке конях посидели три богатыря, проехала боярыня Морозова. Щусев изобразил переднего бурлака, обмотав платком бритую голову, других изобразили Костя Богаевский, Володя Поярков, Товик Фишель, Оскар Мунц, Алешка Элкин, Филя Малявин, Гоша Косяков, Боря Великотыц и Сашка Манганари. Конкурсный отбор в богатыри выиграли Богаевский – Алеша Попович, Щусев – Илья Муромец и Малявин – Добрыня Никитич. Боярыня Морозова ввиду лета ехала на телеге, ее изобразил Манганари, а юродивого превосходно исполнил Товик.

– А давайте, братцы, запорожцев изобразим, – предложил Щусев. Эта картина Репина, выставленная как раз в Императорской академии художеств в тот самый год, когда Алексей поступил на первый курс, вызывала в нем исключительно восторг, без каких-либо нареканий. За нее он простил художнику и Ивана Грозного, и другие модно-революционные полотна. Он даже досконально изучил, кто изображен на полотне и с кого Репин рисовал.

– Этот в центре – атаман Иван Серко, – разъяснял Алексей товарищам по даче. – Тот еще прохвост, родился с зубами, что считалось признаком черта. Служил то полякам, то против них, то против Москвы, то за Москву, то даже в войске короля французского. На что имел поговорку: «Нужда закон меняет». Но в храбрости никому не уступал. И письмо султану он сочиняет от слова до слова. Другие ему лишь кое-что подсказывают. Дозвольте, братцы, мне его изобразить. К тому же и мой прадед, запорожский казак Щусь, у него в войске служил.

– Ну, коли так, то конечно, – согласилась студенческая братия.

Писарем усадили Элкина, казака Голоту сыграл Товик, распределились все остальные «бурлаки». Лишь не нашлось равного по толщине Тарасу Бульбе, и на его роль взяли дачного повара Никиту Дормидонтовича.

– Пиши, писарь, – диктовал Щусев-Серко, когда все расселись перед объективом. – «Ты, султан, чорт турецкий, и проклятого чорта брат и товарищ, и самого Люциперя секретар. Який ты в чорта лыцарь, коли голою сракою ежака не вбьешь? Чорт высирает, а твое войско пожирает!»

И вся шатия-братия покатывалась со смеху. Фотография получилась конгениальна картине Репина!

Не только слыть эрудитом, но и во всем превосходить своих сверстников – вот цель, которую студент Щусев перед собой поставил и во многом ее добивался.

– Не иметь слабых оценок, знать все, что появляется в искусстве, музыке, литературе, в театре, ну и, конечно, в архитектуре, – провозглашал он свое кредо Машеньке, гуляя с ней в то лето по чудесному саду на даче Карчевских в Долине Чар.

– Мне это так по душе, – отвечала она. – Терпеть не могу современное отношение к жизни как к сплошному развлечению. И здешняя молодежь стала рабыней этой глупой моды.

– Человек рожден не для наслаждений, – пафосно изрекал студент Академии художеств. – Предназначение человека – исполнить то, что заложено в нем Богом. Человек обязан угадать свою дорогу, идти по ней и прийти к высокому результату. Чтобы по смерти прийти ко Всевышнему и сказать ему: я не истратил напрасно ни единого из данных тобою мне талантов.

– А вы определились? Художником или архитектором?

– Пожалуй, архитектором.

Но осенью по пути в Петербург Щусев снова испытал сомнения по поводу архитектурного выбора.

Загорелый, напитанный силой родных мест, студент возвращался на учебу в альма-матер. Разумеется, с заездом в Москву. И с небольшой остановкой в ней. Хотелось увидеть строительство грандиозного ансамбля-памятника Александру Второму.

В апреле 1877 года царь-освободитель присутствовал в Кишиневе по особо важному делу – объявил войну Османской империи. После парада войск на Скаковом поле на торжественном молебне епископ Кишиневский и Хотинский Павел (Лебедев) прочел «Высочайший Манифест о вступлении российских войск в пределы Турции».

Алеше тогда было три с половиной, и у него это не отложилось в памяти, но взрослые впоследствии не раз вспоминали об этом событии, рассказывали, как государь проливал слезы во время чтения манифеста, о безграничном порыве военных поскорее идти на защиту угнетенных братьев-славян… А двумя годами