Лабиринт в пустыне - Мария Рашова

червяков. Почему же я так должен мучиться? «Потому что я хочу тебя спасти», — огненной строчкой пробежало под моими горячими закрытыми веками. «Хватит ныть. Я найду выход. Хватит ныть», — застучало в моем мозгу. Я кое-как поднялся. Жар-птица сидела на том же месте, видела, ждала, когда закончится мой приступ слабости. Люди слабы. Вечно сомневаемся, унываем, гнобим себя, отступаем назад. Господи Боже, когда же это все закончится?

Птица внимательно посмотрела на меня. Умная птичка, нечего сказать. Что мы будем делать, умная птичка? Ты считаешь меня настолько тупоголовым, что думаешь, я смогу пробить головой эту стену? Ошибаешься, милая, я не смогу. Ты думаешь, я настолько умен, что смогу найти тут потайную дверь? За столько дней мучительного пребывания в лабиринте я не нашел тут ничего, кроме моих страданий, птичка. Я посмотрел всем моим страхам в лицо, я пересчитал все мои грехи, но я не встретил ни одной двери, ворот, даже калитки, чтобы выбраться отсюда, птичка. Я какой-то бракованный человек, почему всегда мне выпадают самые горькие испытания, птичка? Чем я хуже других, птичка моя? Почему я всегда хлебаю горе полной ложкой из огромной бадьи, а счастья достается, как две крупинки сахара за всю жизнь? Почему, птичка? «Потому что Он хочет тебя спасти», — я увидел огненную надпись, вспыхнувшую на стене песчаного лабиринта и замолчал. Я закрыл свой рот, я мгновенно заткнулся так, как будто проглотил свой язык. Пути Господни неисповедимы, могу ли я роптать на обстоятельства? Если я здесь, значит так надо. Если страдаю, значит, во что-то не врубаюсь. Надо просто врубиться, и все. Делов то. «Эй, птица, — сказал я ей максимально уверенно, как смог, — веди меня к выходу». Она посмотрела на меня своими черными блестящими глазками и, клянусь, отрицательно помотала головой, оставшись сидеть, где сидела. Мда. «Факир был пьян и фокус не удался»(с). Ну что ж, если это не сработало, может быть, сработает другое? Силушки моей великой почти не осталось в моем теле, вот в чем проблема. Подвымотал меня этот лабиринт, ой подвымотал. Жрал мои нервы, жрал мои душевные и физические силы, как не в себя. Получается, что это место- порождение тьмы? Хоть бы какой то ответ, хоть бы какую то подсказку. Брожу тут по кругу, как неприкаянный. Ни помощи, ни подсказки. Небо забыло про меня. Может быть, этот лабиринт — филиал ада, и я уже осужден остаться тут на веки? Сразу же после этой последней мысли птица яростно заклекотала и осуждающе посмотрела на меня. Меня осуждают все, кому не лень, птичка, мне уже ни тепло ни холодно от твоего осуждения. Зачем это все стряслось в моей жизни? Почему Бог не оставил меня там, где я был? Где я запутался, где накосячил? Где была та точка невозврата, после которой меня засосал этот лабиринт? В чем была моя вина, Господи? Где мой косяк? Что я сделал не так? Я опять сел, на этот раз прямо на горячий песок — мне было все равно. Жрите меня, стреляйте в меня, убивайте — меня уже ничем не проймешь. Вот уже столько веков вы, темные, пытаетесь грохнуть меня, но я все еще жив. Ваши жалкие попытки не вызывают во мне ничего, кроме усмешки. Да, смерть бывает мучительна, но Бог милостив, почти всегда, закрывая глаза в этой жизни, я тут же их открываю на белом берегу прекрасного океана. Если ты жил праведной жизнью, смерть не может тебя испугать. Праведники всегда с нетерпением ждут встречи с Богом, это наивные богатые грешники строят тут крио-камеры в жалкой надежде снова вернуться в свои же тела из ада, куда, несомненно, попадут. Вернуться на эту гиблую планетку из еще худшего места — ада — вот в чем состоит их «блестящая» идея. До Второго Пришествия эта планетка является чистилищем, тут можно только отмывать свои грехи, счищать их со своей души, постоянно получая камбэки от кармы. Я почти привык, я притерпелся, я не заслуживал лучшего. Но этот лабиринт — просто too much. Чистилище в чистилище, просто два в одном. Чем я так небо то прогневил, что меня сюда запихнули. А главное, как красиво все начиналось… И вот я снова в дерьме по уши, по все мои уши. Эх. Мне бы вернуть свое нормальное, адекватное состояние. Мне бы найти твердь души моей, чтобы встать на ноги. Мне бы знать, к чему это все и зачем. Мне бы подняться в полный рост и победить все зло в моей жизни одним махом. Эх. Эх. Эх. Все это время, пока я сокрушался, птица скептически косилась на меня своим смешливым блестящим глазом. Она явно тусовалась тут неспроста, прилетела по делу. Дверь или врата мне показать наотрез отказалась, ищи, мол сам. Могла бы хоть дать мне доступ к еде высшего класса, нажала п на кнопочку, как в «Пассажирах»(с), но даже этого ты не можешь. Бесполезная ты птаха, хоть и красивущая, конечно, но до чего же бесполезная. На этой мысли моя жар-птица громко и возмущенно заклекотала, подлетела ко мне и махнула мне крылом по лбу, мол, идиот ты, идиот. Я успел закрыть лицо руками, но по лбу мне все равно прилетело ощутимо. После удара крылом в моей бедной голове как будто открылся какой-то участок, который был доселе закрыт. Как будто крышечка отлетела. И я четко услышал слово: «Правее. Ищи правее». Я встал. Птица встрепенулась. Я встал и пошел правее по коридору. Я тут, походу дела, умру не от голода или жажды, а от отчаяния. Чисто психологическая смерть. Как говорят врачи, психосоматика в чистом виде. Так и вижу заголовки газет: «Умер в лабиринте от отчаяния в полуметре от выхода». То-то смеху будет. Вспомнил расцарапанные изнутри каменные ворота и смерть индейца и из «Приключения Тома Сойера», которая до жути пугала меня в детстве, и вздрогнул. Мда. Вот мы и встретились с тобой, смертушка моя дорогая, вот ты и пришла за мной. За спиной послышался свист птицы, я немедленно оглянулся. Клянусь вам, она крутила кончиком крыла у виска. Дожили. Даже птицы считают, что я «ку-ку». Я не ухмыльнулся, не улыбнулся, не расстроился — я отреагировал на это никак. Мои эмоции в этом лабиринте умерли за такое количество попыток выбраться. Уныние жрет не только волю к победе, уныние жрет эмоции, уныние жрет все. Тварь ты этакая, не сдамся я тебе. Страху не сдался, а тебе тем более. Я