Лабиринт в пустыне - Мария Рашова

весом с большой камень, и мне стало легче. Я встал, вытер набежавшие слезы и почти сразу увидел его. То, чего я здесь не видел ни разу, то, чего не могло быть. То, о чем я не смел даже мечтать в последние дни. То, на что я окончательно потерял надежду и чего уже не ждал. Окно в коридоре. Размером с небольшую картину, буквально сорок на двадцать сантиметров, не больше. Я протер глаза. Это было точно окно. Радостный трепет охватил мое сердце, я не верил своим глазам. Я подбежал к нему, от нетерпения расплющил нос о стекло. В окне плескалось самое настоящее лазоревое море! Я видел золотой песок, я видел солнце! Я видел белые барашки на волнах! Я попытался сначала пальцами, а потом и ногтями отодрать стекло, но оно было каким то пуленепробиваемым, толстым, плотно впаенным в стену коридора. Я даже не могу назвать инструмент, каким это сделали, такое ощущение, что стены коридора были разогреты, и стекло просто вставили в отверстие, и стены запеклись вокруг него. Навеки. Ничего прочнее этой сцепки я жизни не видел. Я не потерял своего энтузиазма, когда я понял это. Я побегал вокруг, нашел камень, бросил в окно, оно не разбилось и даже не потрескалось. Море! Вокруг меня было море! Господи! Радость-то какая! Какое счастье! Осталось только найти вход туда, и все! Проще пареной репы! Пара пустяков, буквально! Пробившись час, а то и два, уставший и сгорбленный, я отошел от стены коридора. Ничего не получилось. Я не смог туда выбраться, как ни пытался. Или хотя бы разбить окно. Хотелось рыдать, но я совсем не был девчонкой. Я не был девчонкой, я не был хлюпиком, но и таких задачек жизнь мне еще не загадывала. Итак, за этой стеной коридора — море. Спасение совсем близко, стоит только немного поднапрячься. Ага. Стену мне не проломить, это к бабке не ходи, я не настолько крут. Я не Рембо, Жан-Клод-Ван Дамм и не Джеки Чан, вместе взятые. И все же, из чего было сделано то стекло? Клянусь, такого прочного материала еще никогда не было создано на Земле. Из чего такого, что я не смог сделать даже трещину на нем, бросая в него камни? Я шел, внимательно разглядывая ту стену коридора, за которой скрывалось море. Я бросался к каждой трещине или царапине, пытаясь расколоть их камнем. Но ведь должно же быть какое-то решение этой головоломки?! Как только я увидел легкий призрачный путь ко спасению, мое терпение стало покидать меня. А это был плохой знак. Воин света всегда, в любой ситуации должен сохранять спокойствие, даже если на него стеной идет весь мир. Мы должны всегда помнить, что от нас, волею Божией, слишком многое зависит на этой планете, чтобы раскисать. «Нельзя опускать руки, ведь все — в ваших руках»(с) Да, это истина, уже набившая оскомину, но в то же время это и есть суровая правда. Если ты держишь мир на своих плечах, так уж, будь любезен, держись сам, иначе все упадет. Усталый, я нашел очередной островок с пальмой и деревянными скамейками и забылся тяжелым сном. Утро не принесло радости. Утром я обычно бодр и готов на подвиги, но это утро было наполнено почти осязаемым ощущением, что я оказался в ловушке. Эта мышеловка захлопнулась над моей головой, я сам даже не понял, в какой момент. Я был опытным светлым воином, бесы часто нападали на меня, но тут была проведена практически ювелирная работа по подделке их нападок под мои мысли, под игры моего разума. Как же тут отличить плоды своих мыслей от внушений бесовских? Нужно постоянно быть в молитве, а я ленюсь. Я ленивый, я инертный, я не радею к молитве. Именно такие становятся легкой добычей для бесов. Я хотел быть защищен. Я хотел не допускать внедрений в меня чужих помыслов ни снаружи, ни внутри. Не смотря на мою леность и нерадение к молитве, Бог не отвернулся от меня. Иначе я давно был бы мертв, ведь именно этого ждут слуги тьмы. Странно, по моему мнению, я ничего из себя не представляю, но они почему-то сделали меня своей мишенью и с детства пытаются лишить меня жизни. Значит, у меня какая-то хорошая миссия, назначенная небом, и я совсем не имею права унывать. Нет у меня такого права. Да, я не могу своей башкой пробить эти гребаные песчаные стены, и выйти к морю, но и роптать я не имею права. Я не святой и не праведник, чтобы толковать с небесами об условиях получше. И что-то мне подсказывает, что святые и праведники как раз молчали об этом, даже не заикаясь перед небом, как им плохо, и какие тяжелые обстоятельства жизни им приходится преодолевать каждый день на Земле. Да и я думаю, для неба это была бы не новость. Бог всегда знает, с кем и чем мы воюем. И Он никогда не дает креста не по силам. А значит, все, что я должен был сейчас сделать — это заткнуться и продолжить идти. Я не знаю, когда встретится следующее окно, и встретится ли оно вообще, но если я продолжу тут лежать, я его никогда не увижу. Про дверь мне самому было страшно заикаться. Я очень хотел выбраться отсюда, но уже не верил в это чудо, это было бы слишком просто, слишком хорошо, я не заслужил такого. Я заслуживал мучений, тяжелого труда, изнурительных поисков выхода, чуда же я не заслуживал. Чудо было целиком в компетенции Бога, и я не имел права просить о нем. Кто я был такой? Не праведник, не святой. Я просто очень хотел выбраться отсюда, я не хотел переполошить Всевышнего и всех святых моими воплями о помощи. Но, кроме Бога, мне и вправду больше помочь было некому. Я заставил себя подняться и выпить немного кокосового молока. Я посидел немного, раскачиваясь и настраивая себя на долгий путь. При мысли о кофе в углу глаза показалась непрошеная слеза. Сколько я уже по времени не пил кофе? Я уже почти забыл его вкус. «Не раскисать, не раскисать», — сказал я максимально бодро сам себе и попытался подняться. Мои штаны в прямом мысле упали до колен. «Этак, сколько же я тут скинул то, — промелькнула мысль, — никакого фитнеса не надо. Я затянул пояс потуже и пошел вперед. Именно так, и никак иначе. Движение — жизнь. Рано или поздно