DARKER: Бесы и черти - Екатерина Белугина

с запахами теплого ила и рыбьей требухи. Вся эта гнилостная взвесь настойчиво вползла в ноздри, осела горечью в гортани. Демьян Петрович даже поперхнулся сперва, все думы о еде сникли. Под самым кадыком набух противный сгусток.

У берега виднелся деревянный подгнивший причал. На причале стоял мужичок.

– Что еще за местечко? – поинтересовался Демьян Петрович у одного из пароходных матросов, который разматывал канат.

– Так это ж Боталово. Там вон по бережку избы. Редко сюда заходим. Однако бывает. – Матрос кивнул на мужичка.

– На что ж ему плыть? Деньги-то откуда на пароход? Нанял бы долбленку. – Демьяну Петровичу забавно стало. – Однако глубоко тут, слышь, – снова обратился он к матросу.

Тот кекнул смешливо:

– Дак в Боталово самые глубокие омуты. Сомы в них что наш пароходик. А этот, – матрос снова кивнул на мужичка, – по ракам торговец.

Пока размышлял Демьян Петрович, о какой торговле этой паскудной живностью идет речь, матрос канат размотал и отошел на корму.

– Честный человек разве будет нечистью торговать, а тем паче питаться? На дне только черти донные и обитают, ежели вцепятся – вовек не оторвешь.

Это подошла давешняя черница из Василей. Демьян Петрович язык прикусил, так ему стало досадно.

– Истинно нет, матушка, – с напускной вежливостью ответил он и перекрестился.

Черница вблизи оказалась немолодой и сухонькой. Что-то в строгом лице ее показалось знакомым. «Ох, как бы не настоятельница какая!» – взмолился Демьян Петрович. А то ведь эти настоятельницы хуже пискунов-кровопийц. Комарье кровь отпивает по капельке, а настоятельницы – рубли, и мешками клянчить не стесняются. И снова Демьян Петрович посетовал на судьбу. Зря, может, с тюленем связался? Мало того что в торговле сикось-накось, так еще и разориться придется на подати.

Настоятельница поглядывала на боталовского мужичка с явным неодобрением. Вокруг парохода вода закручивалась спиралями, из глубины тянулась донная муть. Через борт дохнуло тухлинкой и прогорклой рыбой. В воде вдобавок зашевелилось что-то. Огромное, мясистое, рыхлое. Стоило приглядеться – всего лишь круговерть водорослей и сгустков ила.

Пароход подошел к пристани, и Демьян Петрович невольно встретился глазами с боталовским торговцем раками. А глаза-то мутные у него, расплывающиеся, кожа натянутая, точно резиновая. И сам выпуклый, удлиненный, а руки, наоборот, словно подрезаны где-то в локтях под рубахой и заново сшиты.

Монахиня перекрестилась по старинке двуперстно и принялась громко сказывать:

– Вот ироды! Зачем нечисть на борт берут?! Много по свету развелось сумасбродов, но тут совсем дикость! Раками торговец!

Монахиня шумела, вода за бортом бурлила все сильнее, и Демьян Петрович снова глянул на мужика у пристани. Тот как ни в чем не бывало улыбался, а под ноздрями прямо на глазах вырастали усики. Они удлинялись и удлинялись, извивались, тянулись к борту парохода.

Демьян Петрович заозирался.

Но ни продолжавшая ругаться черница, ни матрос, ни прочие малочисленные пассажиры не обращали на удлиняющиеся усы ни малейшего внимания.

Мужик ступил на сходни, улыбаясь и глядя на разъяренную черницу. Усики сновали по палубе все ближе. Демьян Петрович разволновался и невпопад фыркнул, это немного привело его в чувство, и он попятился. Спиной ткнулся в лестницу, уводящую вниз, к каютам. Одна рука неловко подвернулась, и он ухнул сразу через три ступеньки. Кое-как удалось приземлиться на ноги. Не дожидаясь отплытия, Демьян Петрович ринулся в каюту и запер дверь на задвижку.

Снаружи грохотали двигатели, пароход дергался, будто за винты цеплялись коряги и водоросли. Иногда что-то огромное и правда касалось днища, и тогда по корпусу расходился гул. Демьян Петрович выглядывал в окно, но, кроме удаляющегося берега и мутной воды, ничего не видел. Наконец все стихло, скорее всего, пароход вышел из притоки на стрежень. Сомы перестали цеплять усами винты. Демьян Петрович хотел отужинать, но передумал.

Муторно было.

На душе муторно и в нутре муторно. Тюлень в голове один. А нет, не один. С ним там теперь раки.

Да-а-а, очень странно, что кто-то в каком-то чухлом Боталове раками торгует и преуспевает к тому ж. На пароход деньги имеет. На ярмарку спешит. На Макарьевскую ярмарку купцы со всей империи съезжаются, заглядывают и иноземцы. Им, что ли, раков? Али калмыкам? Но ведь для тех проще вниз сплавлять, в Астраханский торг. А крещеный человек такую паскуду есть не станет, это дело решенное. И опять сомнения. А ежели в Москве или Петербурге снова какие блажные люди законы творят? Ежели никониане новые попущения выдумали?

Горько стало во рту, будто муть боталовская снова в воздухе растеклась. Захотелось сплюнуть, но не прям же в каюте.

Демьян Петрович поднялся с тахты, выглянул за дверь. Тихо, только слышно, как сверху перекрикиваются матросы, дно измеряют. И вроде бы все как обычно, а от сомнений Демьян Петрович аж взопрел. Вспомнились черница и усищи мужика.

Вышел на палубу. Духота, даже небо душное, беззвездное марево. Мутное небо, донное. И никого. Демьян Петрович подошел к самому борту и быстро сплюнул в темноту.

«Небось все ужинают», – подумал он, поймал матроса и велел вести его в харчевенную. Народу не столовствовало никого, только боталовский мужичок сидел в уголке, хлебал ботвинью и запивал киселем.

Демьян Петрович тотчас, не задумываясь, раз-

вернулся в дверях, бежать хотел, но запнулся ногой и упал. От ноги юркнуло что-то верткое и склизкое, прошелестело по полу и скрылось под столом мужика.

К Демьяну Петровичу подбежал пароходный половой, стал всячески помогать подняться. Только-только встал, и тут же…

– Демьян Петрович! – окликнул из угла мужичок. – Не откажите отужинать.

«Откуда ж он прознал мое имя? – думал удрученно Демьян Петрович. – Скверное положение, весьма скверное. А ну как привиделись мне те усики-то?»

Любопытство взыграло пуще прежнего. Шибко интересно стало, кому и, особливо, по какой цене мужичишка сбывает раков. Оно, конечно, впустую наука, но в уме надобно держать и такое. Так что грузно, вперевалочку Демьян Петрович прошествовал к столу.

Дохнуло тиной. Мужичишка поднялся.

– Присаживайтесь! – сказал он.

Демьян Петрович сел.

– А вас как величать? Прежде-то мы не встречались на торгу. Я бы запомнил.

– Зовусь Ермолиным Тимофеем Михайловичем. К Макарью не ездил, не было надобности в раках, – сообщил мужичок.

– А сейчас, значит, появилась надобность? – спросил Демьян Петрович и хмыкнул.

Вблизи Ермолин показался обыкновенным купчишкой, каких немало. Быстро разживутся на чепухе, затем так же быстро прогорят, и поминай как звали. Не видать в нем было размаху. Однако же чудилась под всей этой напускной простотой неимоверная хваткость. Ведь как говорят: тиха вода, да омуты глубоки.

– А как знать, – с легкой улыбкой сказал Ермолин. – У нас в Боталово так говорят: купец силен мошной, а рак