Сяо Тай и Императорский Дворец - Виталий Хонихоев

на ступенях крытого павильона с танцующими журавлями и почтенной публикой — появился скособоченный старик в нищенских лохмотьях и с тыквой-горлянкой на поясе, с посохом-клюкой в руке. Девушка, которая разносила почтенным гостям блюда едва не споткнулась, увидев его. Тут же заторопилась на кухню, нужно было позвать парочку крепких ребят со двора, где те только что привезенные дрова складывали, пусть выкинут этого нищего отсюда, а то будет своим ужасным видом и отвратительным запахом почтенных гостей смущать. Такого вот увидишь, потом еда поперек горла встанет, чем бы ты ее не запивал — хоть ароматным чаем, хоть нагретыми вином, хоть холодным гранатовым соком, а хоть бы и знаменитым байцзю Маотай из провинции Гуйджоу. Горло сжечь — сожжет, а кусок все равно не полезет в рот.

Нищий старик огляделся по сторонам, хмыкнул, увидев танец журавлей на полированных досках красного дерева и уселся за первый же столик, прислонив свой посох-клюку к перилам за спиной. Уселся и стал неторопливо отвязывать от пояса свою тыкву-горлянку. В такой добрые люди обычно вино наливают или чего покрепче, а у нищего что там может быть? Разве что грязная вода из ручья поблизости…

Из кухни вышел хозяин ресторана, господин Ван Си, который огляделся, нашел взглядом нищего старика в грязных лохмотьях и двинулся к нему, вытирая руки белым полотенцем на ходу.

— Добрый день, уважаемый. — обратился он к старику: — пожалуйста подойдите к задней двери нашего заведения, Лао Тань вам вынесет покушать остатки. У нас только что купцы в Лань уехали, много чего после себя оставили, даже жаренное мясо есть. И риса белого в листья, завернутого с собой в дорогу дадим. Только вот в павильоне вам лучше не сидеть, гостей своим видом не смущать.

— Позови-ка мне своего повара. — говорит старик, повернувшись к нему и Ван Си — теряется в пронзительной синеве глаз этого нищего. Непростой старик, ой не простой, думает он. Со стороны — обычный нищий, но у Ван Си глаз наметан, потому и обращается он к нему со всем уважением и вежеством, ибо времена непростые, а ежели кого перепутаешь и не по рангу обратишься, то кто потом бедного хозяина придорожного ресторанчика от неприятностей спасет? Никто. Так что лучше не только на одежду смотреть… хотя и с лохмотьями старика что-то неладное творится. Третьего дня дожди шли, все кто на торговом тракте оказался — с ног до головы перепачканы в липкой грязи из луж… если только не в паланкине или в карете ехали. Даже у всадников ноги по колено в грязи… а у этого старика его лохмотья может и грязные, но сухие. Да и грязные ли они? Скорее — выкрашены в серо-грязный цвет. И запах… Ван Си не чувствует запаха от странного нищего старика в лохмотьях. Вообще. Он чувствует запах готовящейся острой свинины на углях из кухни своего ресторана, чувствует легкий, едва уловимый аромат пачулей и хвои от проходящей мимо Лао Тань, которая спешит на кухню за новой порцией блюд для почтенных гостей, улавливает тяжелый дух перегара от охранников каравана что за соседним столом пьют крепкий байцзю. Если вдохнуть полной грудью, сосредотачиваясь на обонянии, то можно даже уловить аромат свежеструганного дерева — вчера плотник наконец починил пару потрескавшихся балясин в перилах крыльца.

Но от самого нищего ничем не пахло. А ведь должно было пахнуть. Еще как должно было. Потому Ван Си и не стал спорить со странным стариком, а молча поднялся и поклонился.

— Один момент, уважаемый. — сказал он: — я позову к вам Цао Годзю, нашего повара. Что ему передать, кто к нему пришел?

— Передай что его старый друг спрашивает. А чтобы старый дурень не ерепенился скажи что восемь минус два будет шесть, он поймет. — говорит странный старик и Ван Си — кланяется и удаляется на кухню. Старик тем временем продолжает сидеть.

Танец журавлей заканчивается и птицы, взмахнув крыльями — взлетают в небеса, поднявшись повыше — закладывают вираж и удаляются из виду.

— … да сиди ты! — повышает голос один охранник каравана на другого за соседним столиком: — пусть хозяин сам разбирается.

— Эй! — из-за соседнего столика все же встает большой мужчина в кожаной броне с нашитыми на ней металлическими бляхами. На поясе у него — большой нож, едва ли не вполовину от длины доброго меча. С другой стороны, за пояс заткнут боевой топор с длинной рукоятью.

— Старик! Шел бы ты отсюда. — говорит мужчина и делает два шага из-за своего стола: — на улице побираться. Тут уважаемые люди сидят, а не всякие голодранцы.

Нищий старик в лохмотьях вовсе не обращает на него внимания и тогда охранник подходит к нему поближе. Смотрит на него сверху вниз, изучающим взглядом.

— Ты оглох, старый? — говорит он: — забирай свою клюку и вали отсюда. Я тебе сейчас твоей палкой же и помогу… — он делает еще один шаг и берет в руки кривой посох-палку, которую старик прислонил к перилам веранды. Вернее — пытается взять. Со стороны так выглядит, как будто он за нее хватается чтобы не упасть. Глаза у охранника выпучиваются и становятся круглыми. Он хватается за палку двумя руками и… все еще не может оторвать ее от пола!

— Оставь. — говорит ему старик: — надорвешься еще. Если тебе моя палка мешает, то… — не вставая с места он протягивает руку и легко поднимает свой посох-клюку, поставив ее рядом с собой и держа за середину: — то пусть вот тут постоит.

— Ааа… — охранник каравана озадаченно смотрит на посох, оказавшийся вдруг тяжелее чем тысячу цзиней, бросает взгляд обратно на старика, который держит его как пушинку…

— Извините, уважаемый. — склоняется в поклоне друг охранника, который успел подойти к ним: — извините за беспокойство. Ли Су, кланяйся, дурак, ты что, не видишь кто перед тобой⁈

— Аа… да! Точно! Извините, уважаемый! — кланяется вместе со своим другом и охранник и они поспешно удаляются от столика за которым сидит старик, слышно только бормотание «да кто это такой вообще⁈».

Из кухни выходит массивный и грузный мужчина с гладко выбритым лицом и округлым животом, про таких в народе говорят «легче перепрыгнуть чем обойти». На нем белый передник и белая же рубаха. На ногах — зеленые штаны и деревянные сандалии. В правой руке у мужчины — здоровенный нож-тесак Цай Дао,