Польская литература ХХ века. 1890–1990 - Виктор Хорев

Ружевич – поэт-моралист, но не в стершемся смысле этого слова, синониме дидактической однозначности. В его стихах нет назидательности, готовых рецептов и формул, но людей, реальные события и факты он воспринимает и оценивает, прежде всего, с этической точки зрения. Мерой ценности личности для него является ее отношение к другим, к обществу. Жизнь без утерянных нравственных критериев не имеет ни ценности, ни смысла.

Для новаторской поэзии Ружевича с самого начала были характерны суровость и сдержанность тона, простота и непосредственность высказывания, стремление приблизить поэтическую речь к прозаической, разговорной. По определению самого поэта, это поэзия «стиснутого горла» («Визит», 1948). Установка поэта на конкретность стиха, отрицание им всякой «заоблачности» и мистики в поэзии вызвали к жизни своеобразную оригинальную поэтику. Стих Ружевича – свободный, безрифменный, избегающий метафор; движение стиха определяют логические связи значащих единиц текста. Сам поэт не раз говорил о том, что он считает метафоричность образа и музыкальность стиха балластом, что для него поэтическое творчество уже в 40-е гг. – было «действием, а не писанием красивых стихов»{121}.

Не следует буквально понимать декларации поэта и говорить, как это делали некоторые критики, о его программной антипоэтичности и прозаизации им поэзии. В его стихах подчеркнуто резко выражено стремление к правдивости и действенности поэзии, борьба против украшательства и сомнение в том, сможет ли традиционное поэтическое слово вынести всю тяжесть жизненного опыта, пришедшегося на долю поколения, от лица которого выступает поэт. Ружевич верно считает термин «прозаизация» применительно к своей поэзии поверхностным и ошибочным. Он определяет свои стихи как «произведения без маски, без камуфляжа», говорящие правду напрямую, открывающие перед поэзией новые возможности проникновения в суть жизненных конфликтов, в глубины человеческой психики.

Новаторская поэтика Ружевича не рождалась, разумеется, на голом месте. Заметно отличаясь от поэзии предшественников, творчество Ружевича своеобразно синтезирует лучшие их достижения, в том числе экспериментально-поисковой (с точки зрения формы) поэзии польских авангардистов 20-30-х гг. Поэт коммуникативный, доступный широкому читателю, Ружевич так определял различия между своей поэзией и авангардистской: «Произведение должно бежать от автора к читателю по прямой, не задерживаясь даже на наиболее пленительных с эстетической точки зрения стилистических остановках. Это является главным отличием моей поэтической практики от того, что сделали в польской поэзии авангардистские группы»{122}. Поэт ощущает себя наследником великой поэзии классиков польской литературы. «Моим богом в поэзии, – говорил Ружевич, – является Мицкевич»{123}, а в стихотворении «Хлеб» (1956) он писал:

Хлебкоторый кормит и восхищаеткоторый претворяется в кровь народапоэзия Мицкевичасто лет нас кормитвсе тот же хлебмножимыйсилою чувства

После Щецинского съезда писателей на первый план выдвигается группа молодых поэтов, восторженно принявшая постулаты социалистического реализма и поддержанная официальной литературной критикой, – В. Ворошильский, А. Браун, Анджей Мандальян (р. 1926), Хенрик Гаворский (р. 1928) и др. Для их политической, агитационной, риторической поэзии характерно забвение национальной поэтической традиции и опыта старших современников. Считая себя новаторами, они пытались втиснуть всю современную поэзию в русло публицистической поэзии, образцом которой они считали творчество Маяковского. В сформировавшемся ранее, в 40-е гг., проблемно-тематическом и формальном русле продолжали создавать свои произведения опытные мастера В. Броневский, К. И. Галчиньский, Ю. Тувим, Ю. Пшибось, М. Яструн, А. Важик, А. Слонимский, в разной мере испытавшие давление на свое творчество догматических установок партийного руководства культурой. Но так или иначе все они отдали дань конъюнктурным требованиям.

Одним из главных героев соцреалистической поэзии стал Сталин. Он был прославлен в десятках панегирических стихотворений как «вечно живой герой», «вождь человечества», «демиург истории», «лучший друг Польши», «преобразователь природы», «борец за мир» и т. п. (Ю. Тувим, В. Броневский, С. Р. Добровольский, К. И. Галчиньский, А. Важик, Е. Путрамент, А. Браун, Т. Кубяк, Л. Левин, В. Вирпша и др.).

Были прославлены также Берут (в антологии «Стихи о Болеславе Беруте», 1952, приняли участие как молодые поэты В. Ворошильский, X. Гаворский, А. Каменьская, Т. Кубяк, А. Мендзыжецкий, Е. Фицовский, так и мастера Я. Ивашкевич, А. Слонимский, А. Важик и др.), Ф. Дзержинский (поэма А. Мандальяна «Товарищам по госбезопасности», Л. Левина «Поэма о Дзержинском», сборник стихов «Вечный огонь» под редакцией В. Ворошильского с участием М. Яструна, Т. Кубяка, С. Полляка, А. Мендзыжецкого и др.), погибший в бою с отрядом украинской Повстанческой армии генерал Кароль Вальтер-Сверчевский (антология «Строфы о генерале Сверчевском», 1952, среди авторов В. Броневский, М. Яструн, С. Р. Добровольский, А. Важик, В. Ворошильский, Т. Кубяк и др.).

Другие темы поэзии этих лет – партия, передовики производства, социалистическое соревнование, строительство фабрик, дорог, мостов, сельскохозяйственных кооперативов. Это были риторические стихотворения, как правило перенимающие современный газетно-публицистический жаргон или имитирующие псевдонародный язык. Их авторы широко использовали призывы, лозунги, стереотипные обобщения и идеологический комментарий, которые подменяли поэтическую мысль и лирическую интонацию.

На этом фоне выделяются обращения таких поэтов, как Я. Ивашкевич, В. Броневский, К. И. Галчиньский, к типично лирическим мотивам: любовь, природа, домашние радости и печали.

В 1954 г. издает сборник стихов «Свиток осени» Я. Ивашкевич – сборник медитативной лирики, замечательный точностью и изяществом в передаче лирического настроения.

В те же годы первые сборники своих стихов издают получившие позднее широкую известность талантливые поэты Вислава Шимборская (р. 1923) «Для этого живем» (1952) и «Вопросы к себе» (1954), Тадеуш Новак (1930–1991) «Учусь говорить» (1953) и «Сравнения» (1954).

В первых сборниках В. Шимборская не выходит за круг тем, типичных для соцреалистической поэзии тех лет (борьба за мир, восхищение Октябрьской революцией и Советским Союзом, простой человек – творец истории и т. п.). Но в ее стихах не было лозунговости, ее поэтическое слово точно, а часто и философично, конструкция стихотворения четка и продуманна. Уже в первых книгах Новака появляется польская деревня, которая станет главной темой его поэтического и прозаического творчества в последующие годы. Хотя довоенная деревня, ее «батрацкая покорность» оценивается в них в соответствии с идеологическими установками тех лет, Новака не занимают модные тогда критерии исторического прогресса. Его тема – это антиномия деревни и города, их культур, которая порождает внутреннюю драму интеллигента-выходца из деревни.

Шимборской, как и Новаку предстояло «второе рождение», «повторный дебют» – после 1956 г., когда их таланты получили возможность свободного развития. Но уже первые их книги внесли в поэзию свежие лирико-философские интонации.

Драма. Менее интенсивно развивалась в эти годы драматургия. В большинстве созданных тогда пьес отразился, как и в поэзии и в прозе, индивидуальный и общественный опыт лет войны. Ставка драматургов на реализм, понимаемый как правдоподобие, привела к отсутствию в их арсенале художественных средств гротеска и других форм авангардистской драмы, давшей великолепные образцы в межвоенном двадцатилетии (прежде всего в творчестве С. И. Виткевича). Моральные проблемы, поставленные войной, затрагивались в драмах Т. Холуя «Дом под Освенцимом» (1948), Анны Свирщиньской (1909–1984) «Орфей» (1946), С. Отвиновского «Пасха» (1946, о трагедии евреев, боровшихся и погибавших в варшавском гетто).

Большую известность получила пьеса старейшего драматурга Е. Шанявского «Два театра» (1946). Она построена на сопоставлении двух концепций театра: театра жизненного правдоподобия (в пьесе это театр «Малое зеркало») и поэтического театра-воображения («Театр снов»), раскрывающего психологический мир человека, недоступный средствам реалистического изображения. Драма Шанявского была и художественным высказыванием в дискуссии о реализме драматурга, полагавшего, что для подлинного искусства недостаточно одного лишь описательного реализма, который не может передать всей сложности правды о человеке.

Громче других прозвучали драмы Л. Кручковского. Главная тема его драматургии – человек в процессе социальных перемен. Кручковского привлекали точки пересечения индивидуальных судеб с общественными законами и законами истории, идейные конфликты времени. Первая послевоенная пьеса драматурга – «Возмездие» (1948). Ее действие происходит в 1946 г., в ней воссоздана напряженная политическая атмосфера в Польше того времени, «великое и трудное время – время тяжелых жертв и жестокой борьбы» (по словам одного из героев драмы – коммуниста Ягмина). Автора волнует судьба молодого поколения, которому предстоит строить будущее страны. Это поколение представляет Юлек, сын Ягмина, который втянут в ряды подпольной террористической организации. Ее деятель, полковник Окулич, которого Юлек считает своим отцом, приказывает юноше убить Ягмина. Лишь случайность спасает отца от пули сына. Встреча и объяснение с Ягмином убеждают Юлека в бессмысленности избранного им пути. Осознание этого ведет к тяжелому душевному потрясению, к попытке – по приказу того же Окулича – покончить с собой… Стремление показать, как семейный разлом, вызванный революционным временем, отражает общенациональный разлом, привело Кручковского к не вполне органичному сплаву бытовой драмы с драмой политической.