Пропавшие наши сердца - Селеста Инг

дождем посыпались на пол, брызнул на кафель алыми каплями сок. Сколько деревьев способен породить этот шарик с плотной кожурой? Вот в чем его предназначение, поняла вдруг Маргарет, – сформировать все эти семена, а потом раскрыться. В животе брыкнул ножкой Чиж, на этот раз тихонько, играючи. Знает ли гранат, подумалось Маргарет, важно ли ему знать, куда деваются его семена, какие вырастают из них деревья? И вырастают ли вообще? Частички его пропавшего сердца. В новом краю взойдут.

Когда будет готова книга, это стихотворение станет заключительным.

Теперь ей больно сознавать: тогда она верила, что ПАКТ – это шаг вперед, трудности остались в прошлом. Они на пути к лучшей жизни. И если соблюдать правила, ее это не коснется. То и дело в новостях сообщали о беспорядках: дружинники ловили «радикалов», нарушавших общественное спокойствие, велись расследования «подозрительных действий». Но все это где-то далеко – отвлеченное, туманное. Единичные случаи. А настоящая жизнь здесь, рядом – вот Чиж тихонько ворочается в животе, словно покачивается на волнах кораблик; вот муж лежит рядом, такой теплый, надежный. Длинными вечерами они читали, сидя на диване, – она закидывала ноги ему на колени, и они зачитывали друг другу понравившиеся отрывки, и потом ей казалось, что она прочла его книгу, а он – ее. Она вязала крохотные носочки, Итан покрасил стены в детской. Когда Чиж бил ей ножкой в живот, она похлопывала в ответ. Она купила передник. Жарила курицу, расставляла по-новому посуду в шкафу.

Никогда в жизни она не была так счастлива.

Все это она рассказывает Чижу и между делом аккуратно накручивает на палец провода и заталкивает в пластмассовую крышечку. Поворот отвертки – и крохотная капсула запечатана, получилась круглая пластиковая пилюля.

Чиж, не выдержав, спрашивает: что это такое?

Сопротивление, – и Маргарет откладывает крышечку в сторону, к остальным.

Поползли слухи. О ночном стуке в двери, о том, как сажают детей в черные седаны и увозят прочь. Одна из статей нового закона разрешала властям забирать детей из семей, признанных «антиамериканскими». Кое-кто из журналистов на это указывал, когда ПАКТ был еще законопроектом; в конгрессе одна женщина-депутат задала вопрос, так ли это необходимо, не приведет ли к злоупотреблениям. Но всеобщее мнение – как в конгрессе, так и среди народа – было таково: лучшее – враг хорошего; лучше хоть что-то, чем ничего. Для национальной безопасности все средства хороши, ничего нельзя с ходу отметать. Конечно, никому не хочется разрушать семьи, разве что в самых запущенных случаях.

Некоторые из подобных случаев попадали в выпуски новостей. В округе Ориндж марш против притеснения китайцев вылился в потасовку со случайными свидетелями, а закончилось все спецназом и электрошокерами, баллон из-под слезоточивого газа попал в трехлетнюю девочку-китаянку. Полицейского отправили в принудительный отпуск, а против родителей девочки завели дело. Ребенка взяли на демонстрацию не в первый раз, подчеркивали в новостях, в соцсетях мелькали фотографии – девочка на плечах у отца, в кенгурушке на груди у матери, словно пояс шахида. И неважно, что родители – американцы во втором-третьем поколении, что деды их жили в Лос-Анджелесе еще до того, как китайский квартал сровняли с землей, чтобы на его месте построить Центральный вокзал. Зато охотно публиковали фотографии родителей из полицейского участка – темные волосы, гневные глаза, лица явно «не наши». Чужие. Девочку забрали прямо из больницы. Лучший выход, гласили заголовки, ребенка надо уберечь от дурного влияния.

Маргарет, держа на руках сытого, уснувшего Чижа, читала в телефоне новости и думала: кошмар! Спрашивала себя: как могли эти люди рисковать ребенком? Пыталась представить себя с Чижом в гуще толпы: под ногами взрываются светошумовые гранаты, в носу жжет от слезоточивого газа. У нее даже думать об этом не получалось, внутри словно захлопнулась дверь. Вот он, ее Чиж, жив-здоров, у нее на руках. Длинные ресницы, а щечки – в жизни не доводилось ей трогать ничего мягче, нежнее. Меж бровей залегла крохотная складочка – что может присниться плохого такому крохе? Она разгладила складочку пальцем, и лицо его стало вновь безмятежным. Итан, сидевший рядом, сжал ее плечо, погладил Чижа по макушке. Никогда в жизни не сделаю ничего подобного, молча клялась Чижу Маргарет. Ничего такого с нами не случится.

Следующая демонстрация в защиту китайцев в Куинсе была малолюдной, а вскоре они и вовсе надолго прекратились.

Мысли Маргарет занимали стихи, огород, муж. Чиж. Она сажала семена, поливала, ждала, когда проклюнутся зеленые ростки. Накрывала их на ночь картонками из-под молока, чтобы уберечь от холода. Связала Чижу кремовое шерстяное одеяльце. По ночам они с Итаном любили друг друга. Утром она, умиротворенная, пекла банановые коржики, слизывая с ложки мед.

Родители Итана навещали их при всякой возможности: на день рождения Чижа; на День всех святых, с конфетами, хоть у внука еще не прорезались зубы; на Рождество, с подарками тяжелее самого Чижа. Мать Итана рассказывала Маргарет, как вводить прикорм; однажды Маргарет задремала средь бела дня на диване с ошалевшим от плача Чижом на руках, и отец Итана укрыл их одеялом и выключил свет. О семье Маргарет они знали только, что она сирота, и оба, Маргарет и Итан, радовались, видя, с какой теплотой они приняли Маргарет.

Чиж – вылитая Маргарет, не раз повторяли родители Итана, и Маргарет с Итаном поначалу принимали это за комплимент, и, возможно, так и было, но потом стали задаваться вопросом, не замешано ли тут недовольство: мол, их единственный внук отмечен печатью чужих людей. На самом деле Маргарет и Итан считали, что Чиж похож на себя, на Чижа. Вечерами, любуясь спящим ребенком, они подмечали, где чья черточка – скулы как у Маргарет, ресницы как у Итана, – но настоящее сходство они улавливали в мимике: две морщинки на лбу у Чижа, когда он сосредоточен, ямочка на щеке, словно отпечаток пальца, когда он смеется. То есть морщинки Итана на лбу у Маргарет, ямочка Маргарет в уголке рта Итана. Странно и мучительно было видеть свои ужимки у этого маленького, самого любимого на свете человека, и они предчувствовали, что впереди их поджидает еще немало странного и мучительного, таков удел всех родителей.

Маргарет писала новые стихи. Снова стали издавать книги, и когда Чижу было три года, одно храброе маленькое издательство отважилось выпустить ее сборник. На обложке – лопнувший гранат, похожий то ли на человеческий орган, то ли на открытую рану, и лишь присмотревшись, понимаешь, что это. Сборник «Пропавшие наши сердца» хвалили критики и почти никто не читал. Разошлось несколько десятков экземпляров, пожаловалась Маргарет Итану, разве кто-то в наше время читает стихи? –