Пропавшие наши сердца - Селеста Инг

Да разве это важно? Вся жизнь для нее тогда была поэзией.

Она научила Чижа ловить светлячков, складываешь ладони ковшиком и смотришь, как лимонный свет льется сквозь пальцы. А потом отпускаешь на волю – пусть поднимаются к ночному небу гаснущими искрами. Учила его смотреть, притаившись в траве, как возятся в клевере соседские кролики, подкрадываться к ним близко-близко, так что тонкий белый пух у них на хвостах подрагивает от твоего дыхания. Рассказывала ему, как называются цветы, насекомые, птицы, учила различать птичьи голоса – тихое воркованье горлинки, резкий крик голубой сойки, переливчатую трель гаички, чистую и свежую, как прохладный ручеек в летний зной. Учила рвать цветки жимолости и пробовать на язык липкий сладкий нектар. Достала из-под сосновой коры сброшенную оболочку цикады, показала аккуратную щель снизу, откуда вышла взрослая цикада, превратившись из личинки в новое существо.

А еще рассказывала Чижу сказки. О воинах и о принцессах, об отважных девочках и мальчиках, о чудовищах и о волшебниках. О том, как брат и сестра перехитрили злую ведьму и нашли дорогу домой. О том, как девушка расколдовала своих братьев – диких лебедей. Древние мифы, что объясняли мир: почему подсолнух кивает, откуда взялось эхо, почему паук плетет паутину. Истории, что слышала в детстве от матери, до того, как та перестала говорить о подобных вещах, – о том, как давным-давно было на небе девять солнц, и чуть не спалили они землю дотла, но однажды храбрый лучник сбил их с неба, в каждое пустив по стреле. О том, как царь обезьян пробрался в небесный сад, чтобы похитить персики, дарующие бессмертие. О том, как двое влюбленных, разлученных навек, встречаются раз в году на небесах, перейдя через звездную реку.

Это все было взаправду? – спрашивал всякий раз Чиж, а Маргарет улыбалась и пожимала плечами: кто знает.

Она забивала ему голову небылицами, тайнами и волшебством – пусть в его жизни будет место чуду, тихая райская гавань.

На сегодня хватит, говорит она, отложив бокорезы.

Как ни суди, ведет она себя как эгоистка – растягивает минуты покоя, старается задержаться в милом сердцу прошлом, оставив на потом горькие признания. Но ей надо кое-что успеть до темноты, на это понадобится время.

Она раскладывает готовые крышечки в ряд, пересчитывает по парам. Пятьдесят пять. Намного меньше, чем за обычный день, но и немудрено – она увязла в трясине прошлого, и работа застопорилась. Все затормозилось. Пятьдесят пять маленьких кругляшей, внутри у каждого транзисторы, батарейка от часов, крохотный металлический диск. И провода, целый клубок проводов, туго набитых в крышку размером с монету и наглухо запечатанных, оружие – простое, грубое и действенное, как булыжник. Все крышечки Маргарет складывает в пластиковый пакет с желтой улыбающейся рожицей и надписью «Спасибо за поддержку!».

Она уходит к себе наверх, а Чиж ждет; возвращается она в мешковатой толстовке и в широкополой соломенной шляпе, точь-в-точь одна из тех бродяжек, что роются в мусоре в поисках бутылок.

Побудь здесь, велит Маргарет. И, чуть подумав, добавляет: бояться тебе тут нечего, ну а я скоро вернусь.

Говорит она твердым голосом, пытаясь убедить не столько его, сколько себя.

Никуда не уходи, добавляет она, и не шуми. Нацепив пакет с крышечками на запястье, берет из угла другой, с мусором, и вешает на плечо, в нем позвякивают жестянки и бутылки из-под лимонада. В воздухе пахнет кислятиной, то ли из пакета, то ли от ее одежды, то ли от нее самой.

И, бросив на ходу «Скоро вернусь», она выходит в коридор.

Оставшись один, Чиж берет со стола крышечку и крутит туда-сюда, проводя ногтем вдоль ребристого края. А в голове вертится мамина история.

Трудно вообразить мир, о котором рассказывала мама. Мир Кризиса и мир до него. Когда они изучали Кризис в школе, все это звучало по-книжному, будто кто-то сочинил, чтобы преподать урок. Рассказ-предупреждение. А когда слушаешь маму, все по-другому. Понимаешь, каково было людям в Кризис, каким он был на слух и на вкус, представляешь маму посреди этого хаоса. Видишь, как изранили ее эти тяжелые дни.

Мама из прошлого была другой – под ее руками вылезали из-под земли кружевные зеленые листья, наливались разноцветные овощи. На ладонь ей садились пчелы; она делала ему бутерброды с маслом, рассказывала на ночь сказки, будто пряла золотую нить. Нынешняя мама существо совсем иной породы – худая, жилистая, диковатая, с хищным блеском в глазах. Волосы у нее немытые, всклокоченные, и пахнет от нее чем-то резким, звериным. Глядя на нее, проще поверить ее рассказу – о Кризисе, о ее отчаянных поступках. О том, что ей помогло выжить. И это рождает тревогу: чем занята она сейчас? Перед глазами встает картина: мама, склонившись над столом, тихим голосом рассказывает ему истории, а в руке блестит свежеобрезанный провод. Брови у нее сурово сведены. Чиж представляет крышки, бомбочки с часовым механизмом, что могут взорваться в любую минуту. Цветная шрапнель, готовая изрешетить город. Нет, на такое она не пойдет, не тот она человек, уверяет себя Чиж, но на деле сомневается. В маминых глазах он видит непреклонность, прежде незнакомую, блеск стальной бритвы – если засмотришься, полоснет.

Возвращается Маргарет все с теми же пакетами, один на плече, другой на запястье. Снимает шляпу.

Все хорошо? Не было страшно одному?

Ты три года где-то пропадала, хочет сказать Чиж, подумаешь, час-другой! И заставляет себя прикусить язык.

Все хорошо, отвечает он.

Маргарет запускает руку в пакет.

Я не знала, что ты любишь, вот и накупила всего.

Злаковые батончики, орехи, конфеты, суп в банках, соленый миндаль в пакетиках, упаковка риса «Минутка». Как будто обошла магазин, прихватив что-то с каждой полки. Чиж опечален и в то же время растроган: не представляя, чего он хочет, она изо всех сил старалась его порадовать.

Я так давно не… – оправдывается она.

И умолкает, глядя на гору лакомств.

Надо было настоящей еды тебе принести, говорит она виновато, и Чиж представляет ужин, которым она мечтает его угостить, – горячий, сытный, питательный. Овощи, картофельное пюре, лоснящаяся от масла кукуруза. Мясо, нарезанное тонкими ломтиками и красиво разложенное на белом фарфоровом блюде. Чиж понимает: за эти годы она совсем отвыкла о ком-то заботиться. Успела забыть, что существует такая еда, а тем более мир, где есть место таким ужинам.

Ничего, отвечает Чиж, все хорошо. И говорит он от чистого сердца.

Чтобы согреться, они решают съесть по миске лапши быстрого приготовления. Как видит Чиж, ни одной крышечки Маргарет не принесла назад.

Залив лапшу