Жизнь как жизнь - Евгения Фабр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день, выяснив отношения с Алекс, он вернулся в квартиру. Наведя порядок, он выбросил целый мешок пустых водочных бутылок, принадлежавших явно не Аллочке, поменял замок входной двери и обосновался в своей квартире окончательно, тут же превратив её в офис фирмы «Алво-Гранит». Володя уезжал домой только ночевать. Протесты жены во внимание не принимались. Документы были оформлены, оставалось дождаться регистрации. Африканские партнёры торопили, желая как можно скорее начать очередной этап работы.
Наконец, всё было готово. Лететь в Африку решили через Израиль. Алекс снабдила их адресами и телефонами своих коллег – журналистов и просто знакомых.
Перед отъездом Саша ещё раз позвонил родителям Вари. Он звонил и раньше и, чтобы избежать лишних вопросов, представлялся её одноклассником.
Трубку взял отец Вари.
– А Варенька улетела ещё весной. Как закрыли радиостанцию, на которой она работала, так оставила нам Нюшу и улетела на свой Гоа, – ответил он на просьбу позвать Варю. – Нюшенька сейчас в школе. Скоро они с бабушкой придут. А Вы зашли бы к нам, а то звоните, звоните и всё неудачно.
Саша поблагодарил разговорчивого полковника и положил трубку. «Почему Гоа, – недоумевал он. – Ведь они живут в другом штате. И Нюша в Москве осталась. Что произошло?» Ему вдруг очень захотелось увидеть дочь Вари: «Если не саму Варю, то хотя бы её продолжение». Через полчаса он сидел под мягким сентябрьским солнцем у подъезда на скамеечке с вездесущими кумушками. Они недоверчиво посматривали на незнакомца.
Нюшу он узнал сразу. Она была совершенно не похожа на свою мать и всё же действительно была её продолжением. Смуглая большеглазая девочка с крупными завитками чёрных как смоль волос, гордо вышагивала рядом с бабушкой, неся за спиной школьный ранец. Какая-то едва уловимая грация была в этом милом утёнке.
«Вот и мой сейчас такой же. Только где он? – с тоской подумал Саша. – Сколько можно бежать за вечно ускользающим призраком – призраком бесшабашной молодости».
В Телль-Авиве их встретил Борис – сбежавший муж Алекс и их общий друг Сёма. Оба работали на местном телевидении. Борис закончил факультет журналистики Московского полиграфического института и «освещал» жизнь советских евреев на их «исторической» Родине, а Сёма работал телеоператором. Бросив вещи в гостинице и наскоро осмотрев достопримечательности, решили начать поиск с миграционной службы. Там им выдали сразу несколько адресов. Отбросив неподходящие по возрасту и количеству детей, оставили два. Один из них был в Натании в сорока километрах от Иерусалима. Но сначала решили съездить в маленький посёлок вблизи Телль-Авива. Дверь открыла типичная восточная красавица – черноволосая толстуха, похожая на грушу. Ягодицы, обтянутые короткими легинсами, дрожали и перекатывались при малейшем движении тела. Ярко-выраженный одесский говор с характерным «шо» вместо «что», дополнял колоритную фигуру. Сразу извинившись, что ошиблись домом, посетители тут же ретировались.
Оставался город Натания. Выехали до жары рано утром. Уже через час они стояли у дверей квартиры в белом неказистом доме стандартной постройки. На звонок вышел мужчина. У Александра упало сердце. Семья снимает эту квартиру недавно. Кто здесь жил раньше – не знают.
– Надо поговорить с соседями, – предложил Борис. – Здесь почти все из Союза.
Всё население этого дома говорило по-русски. Дружные соседи яростно костерили бывшую Родину и новое Российское правительство, которое так «удачно» развалило «ненавистный» Союз. Информацию получили сразу. Оказывается, родители Аллы живут в этом же доме этажом ниже. «Милые интеллигентные люди. Аллочка с мужем и сыном уехали в Америку давно, почти год назад, а родители улетели к дочери всего с неделю. Она должна вот-вот родить».
«Алла с мужем! А кто же тогда я? Ах, да, мы же в разводе», – вспомнил Саша. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что давно свободен и может делать всё, что ему заблагорассудится. Впрочем, так же как и его бывшая жена. Ситуация складывалась даже комическая. «Вот уж действительно, как говорят, жизнь развела», – усмехнулся Александр.
Зато теперь он мог спокойно продолжить свою работу. Его бывшая семья удачно пристроена. Сердце болело только за Димку – не забыл ли он отца.
Так, со спокойной душой геологи вернулись в африканский Заир.
Глава 11
Варя почти заново обживала свою виллу в Гоа. Вилла – слишком громко сказано. На самом деле это был домик типичной индийской постройки с элементами колониальной архитектуры, маленький и уютный. Главным достоинством этого места был океан. Его грозный рокот действовал на Варю успокаивающе. Под него она засыпала и просыпалась. Из дома через маленький садик был выход сразу на пляж.
До 1961 года Гоа был португальской колонией. И хотя Гоа был исконно индийской территорией, после получения независимости штат отказался присоединиться к Индии. На этой почве даже произошёл небольшой военный конфликт. После недолгого сопротивления Гоа всё же вошёл в состав индийского государства.
В посёлке, где поселилась Варя, жили в основном португальцы. Они не хотели покидать благодатный край и продолжали жить своей привычной жизнью. Виллу рядом много лет снимал Костас Мароэ. Несколько поколений Мароэ жили в Гоа. Это была их вторая Родина, где они почти двести лет занимались производством кокосового масла. В семидесятые годы родители Костаса продали бизнес, виллы, яхты и перебрались в Португалию. Они вернулись в своё родовое поместье (поусаду) вблизи небольшого городка Сан-Педро километрах в ста от Лиссабона и занялись выращиванием винограда и производством вина.
Костас – их единственный сын, родившийся и выросший в Гоа, ехать в Португалию отказался. Он поселился в этом посёлке, оказавшись соседом Вари.
Варя познакомилась с ним на пляже. Стоя на берегу, она сушила на солнце свои прекрасные светлые волосы, подставляя их лёгкому вечернему бризу, когда незнакомый мужчина подошёл, и, подобно средневековому рыцарю, встал перед ней на одно колено и, вместо края платья, приложился в поцелуе к её распущенным волосам. Увидев перед собой длинного нескладного человека, чем-то похожего на классического литературного Дон-Кихота, Варя рассмеялась. Ничуть не смутившись, Костас, взмахнув воображаемой шляпой, церемонно представился. Так они подружились. Ему было сорок четыре. Он был всем понемногу – историк, философ, писатель, поэт. Прекрасно играл на гитаре и гортанным голосом пел португальские песни. Похоже изображал актёров индийского театра, грозно выкатывая глаза и вращая белками, как будто это были шарики для пинг-понга.
После пресной жизни с Гаури Костас казался человеком-фейерверком. И Варя, конечно, в него влюбилась. Её жизнь заиграла новыми красками. Костас знал об Индии всё. Обладая почти энциклопедическими знаниями, он мог бы сутками не выходить из городской библиотеки. Но каждый вечер служитель, сложив