Загадка песков - Эрскин Чайлдерс

Прилив кружил по гавани клочки шоколадной пены, и к его пику весь Бензерзиль во главе с герром Шенкелем высыпал на пристань, чтобы не пропустить мимолетный, но памятный миг, на который эта грязная дыра превращается в настоящий морской порт. Капитанский паровой катер был уже на плаву, матросы возились с машиной и бортовыми огнями. Когда стало известно, что мы тоже отчаливаем, да еще под таким почетным эскортом, возбуждение усилилось.

Снова преобразившись в таможенника, наш приятель совал нам на подпись бумаги, а толпа горящих рвением фрисландцев под руководством пары близнецов-великанов с почтового галиота помогала на свой сумбурный лад приготовить яхту к выходу в море. Нас снова препроводили в гостиницу и осыпали советами, предупреждениями и тостами на посошок. Вернувшись, мы обнаружили, что «Дульчибелла» уже оторвалась от грунта. Как раз в этот момент прибыл фон Брюнинг. Он проклинал грязищу, подтрунивал над Дэвисом и был любезен и débonnaire[72], как обычно.

– Уберите грот, он вам не понадобится, – заверил коммандер. – Я отбуксирую вас до самого Шпикерога. Там единственная подходящая для вас стоянка при таком ветре – за островом, рядом с «Блицем». Иначе вам придется всю дорогу лавировать в темноте.

Факт был столь очевиден, а предложение столь уместно, что слабые протесты Дэвиса были погребены под валом насмешек.

– И знаете, что, – продолжил фон Брюнинг. – Я бы не прочь, с вашего позволения, совершить этот переход с вами. На яхте будет и приятнее и суше.

Мы все трое поднялись на «Дульчибеллу», на чем наше пребывание в порту и закончилось. Был заведен буксир, в половине седьмого маленький баркас взялся за гуж, и под прощальные приветствия толпы, которые не могли быть более дружественными, будь мы даже официальными послами союзной державы, мы медленно заскользили вдоль мола.

Нам потребовалось более часа, чтобы покрыть пять миль до Шпикерога. «Дульчибелла» при встречном ветре оказалась нелегкой ношей, а Дэвис хоть и молчал, но всем видом выказывал презрительное недоверие к способностям нашего крохотного буксира. Он сразу же приставил меня к румпелю, а сам занялся яхтой и не успокоился, пока все снасти не были приведены в порядок, грот зарифлен, нактоуз освещен и вообще все готово либо к постановке парусов, либо к спуску якоря. Наш гость наблюдал за этими приготовлениями с безграничной веселостью. Коммандер вообще пребывал в наилучшем расположении духа и озорном настроении: без конца болтал с Дэвисом, выказывал шуточное сочувствие мне, посмеивался над нашим громадным компасом, вызвался бросать лот и, огорошивая нас выдуманными глубинами, выражал сомнение, трезв ли рулевой на катере.

Я предлагал тепло и уют каюты, но немец отказался под предлогом, что тем временем Дэвис не устоит перед искушением перерезать буксирный трос и нам придется заночевать на безопасной отмели. Дэвиса все эти подначивания совершенно не трогали. Покончив с приготовлениями, он принял руль и сидел на корме с непокрытой головой, следя за катером, курсом, оценивая обстановку и взвешивая шансы. Я принес сигары, и мы с фон Брюнингом уселись напротив моего друга, спиной к ветру и брызгам. Так и прошел остаток пути. Офицер, устроившись между мной и крышкой люка, отпускал шуточки Дэвису, балагурил со мной в исключительно дружеской манере, допуская лишь легкий намек на покровительственный тон, проистекающий из разницы нашей с ним в возрасте. Он расспрашивал о моем пребывании в Германии, о местах, людях и книгах, о том, как живется, особенно молодежи, в Англии – стране, где он никогда не был, но очень мечтает побывать. Я отвечал, как мог, стараясь подладиться под его тон, и чувствовал себя, как человек, который, вооружившись иронией, черпает в своем унижении силы, но мне неважно удавалось преодолеть отупляющее ощущение поражения и безнадежности. Еще мне не давала покоя странная мысль: мои способности и здравый смысл словно испарились, стоило мне покинуть твердую землю и вновь довериться опасностям морской жизни. С Дэвисом, как я понимал, все обстоит с точностью до наоборот – оживляющего его заклятия не разрушала даже неприятная необходимость плестись на буксире. Лицо его, подсвеченное мерцанием нактоуза, начало приобретать знакомое выражение довольства и решимости, памятные по той ночи, когда мы шли в Киль из Шляй-фиорда. Видит Бог, у него имелось куда больше причин для беспокойства, чем у меня, его случайного попутчика в приключении, принадлежащем только ему, значащем для него все на свете. Но Дэвис не падал духом, смывая беды соленым ветром, черпая мудрость и уверенность в бездонном источнике своего вдохновения – в море.

– Ваш друг выглядит счастливым, не так ли? – спросил меня капитан.

Я что-то буркнул в знак согласия, смутившись от того, насколько это замечание меня задело.

– Вы не забыли моих слов? – продолжил фон Брюнинг, наклонившись к моему уху.

– Да. Но я обязан на нее взглянуть. Какова она?

– Опасна.

В это мне охотно верилось. В полумраке проступили очертания «Блица», и через минуту наш верп отправился за борт, а катер подошел к борту.

– Доброй ночи, джентльмены, – произнес наш пассажир. – Здесь вы в полной безопасности, а поутру можете сняться и в десять минут найти свой потерянный якорь, если его, конечно, никто не подобрал. Потом у вас есть западный ветер, попутный хоть до самой Англии. Если решите задержаться немного в этих водах, я всегда рядом, можете рассчитывать на мою помощь в охоте или в чем другом.

Мы поблагодарили фон Брюнинга, обменялись рукопожатием, и он уплыл.

– Чертовски славный малый, что ни говори, – подытожил Дэвис, и я охотно с ним согласился.

Снова началась наша тревожная жизнь. Мы находились в «полной безопасности», но только в определенном смысле, потому как верповый канат и двадцатифунтовый якоришка – неважная страховка от ветра, который в любой момент готов поменять направление или усилиться. Мы предприняли дополнительные меры и несли палубную вахту до полуночи, пока погода существенно не улучшилась и не показались звезды. Барометр пошел вверх, и мы стали укладываться на покой, находясь почти в буквальном смысле под крылом имперского орла.

– Дэвис, нас ведь отделяет от Нордернея не более дня пути? – спросил я, устраиваясь в койке.

– При попутном ветре и того меньше. Если пойдем напрямую, по внешней стороне островов.

– Что ж, значит, у нас есть план на завтра?

– Выходит, есть. Но сначала подберем якорь. Спокойной ночи.

Глава XIX

Рубикон

Утро выдалось холодное и туманное, барометр поднимался, а ветер стих до почти незаметного дуновения с северо-востока. Наши обвисшие и намокшие паруса едва отвечали ему, когда мы поползли по маслянистому простору вод к Лангеогу.

– Туманы и штили, – пророчествовал Дэвис.

Проходя мимо «Блица», мы заметили оживление, и вскоре канонерка направилась в море. Миновав бар, она повернула к весту и растворилась в пелене. Не берусь объяснить, как удалось нам разыскать в этом неохватном сером просторе крошечный буй. Знаю только, что я без конца бросал лот, пока Дэвис управлялся с румпелем. Потом он начал орудовать багром, и вскоре наш буй уже лежал на палубе. Вскоре за ним последовала цепь, а затем и сам ржавый монстр, еще более ужасный, чем обычно, из-за долгого пребывания в придонном иле.

– Вот и отлично, – выдохнул Дэвис. – Теперь можем отправляться куда угодно.

– Что ж, тогда на Нордерней? Ведь мы уже договорились.

– Да, вроде как. Я просто думаю, не короче ли все-таки пройти с внутренней стороны Лангеога?

– Наверняка нет. Вода убывает, видимость плохая, местность для нас новая, при этом предстоит пересечь водораздел. Так что на мель сядем, как пить дать.

– Ну ладно, с моря так с моря. К повороту.

Мы неторопливо развернулись и направились в открытое море. Я отмечаю сей факт, хотя на самом деле Дэвис мог везти меня куда угодно, потому как земли не было видно, из тумана выступали только призрачные очертания пары бонов.

– Жаль, что придется пропустить тот пролив, – вздохнул Дэвис. – Да еще когда «Корморан» не может шпионить за нами.

Галиота мы с самого утра не видели.

Избегая возобновления бесполезного спора, я поспешил снова заняться промерами. Я не сомневался, что Гримм на данный момент выполнил свою задачу и теперь по короткой дороге спешит на Нордерней и дальше, на Меммерт.

Вскоре мы вышли на внешнюю сторону и взяли курс на вест, переложив гик. С подветренной стороны проплывали песчаные дюны острова. Потом бриз стих до жалкого шевеления, оставив нас неподвижно качаться на длинных волнах. Сгорая от нетерпения добраться поскорее до цели, я видел в наступившем штиле руку судьбы. Две недели всех этих бессмысленных промеров ветра у нас было не только достаточно, но зачастую даже в избытке. Я попытался почитать в каюте, но хлюпанье в швертовом колодце выгнало меня на палубу.