Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

думая. – Прекрасно. К несчастью, ваше предположение, хоть и логично, но ложно. Я, признаться, думал о Рудольфе Гоклении; мы с ним много спорили… ну да это потом. Начнем, пожалуй, с азов…

– Эй, фламандец!

Ксандер обернулся, впрочем, не очень утруждая себя быстротой в исполнении сего маневра, поэтому успел полюбоваться и пронизывающим уже пожелтевшую листву мягким сумеречным светом, и журчанием ручья. Пока они были заняты в классах, над Академией прошла гроза, и сейчас все окрестности будто вымыла дочиста рачительная хозяйка. И сподобила же нелегкая Мигеля и его верную компанию испортить такой чудесный вечер!

Опять же, похоже, ужина ему тоже не видать, хотя, выходя из лазарета, он крепко на него надеялся. Одного взгляда на – ого! пятерых! – иберийцев ему хватило, чтобы понять окончательно, что тут к чему. Желудок на это соображение отреагировал нетерпеливым урчанием. Действительно, нелегкая!

Иберийцы интерпретировали его медлительность по-своему.

– Ты не бойся, – бросил самый высокий из них, пожалуй, с Ксандера ростом. – Дело есть.

Бояться? Ну, этого-то они не дождутся, подумал Ксандер, без спешки направляясь к ним и по ходу изучая поджидавшую его пятерку так, как если бы встретил их ввечеру на деревенских задворках. Бояться особо нечего, сообщил он себе, стараясь успокоить поднимающуюся злость. Много они о себе понимали, эти детки знатных иберийских семей, наверняка ничего тяжелее шпаги в руке не держали, а уж что такое хороший удар в нос, до сегодняшнего урока вряд ли видели даже со стороны. Но это ничего, решил он, шевельнув уже готовыми сложиться в кулак пальцами. Это ничего, господа, это вы сейчас увидите.

– Дело? – поинтересовался он, насколько мог небрежно. Этому конкретному тону он научился у Морица: брат, правда, в такую минуту еще и чуть улыбался, а то и подмигивал восхищенно пожиравшему его глазами Ксандеру.

Ксандеру подмигивать было некому.

Мигель шагнул вперед, явно недовольный тем, что кто-то из его дружков перехватил инициативу разговора. Впрочем, они расступились, видимо, признавая его право превосходства. Что, неужто и бить будут поодиночке?

– Мы не договорили там, на уроке, – пояснил Мигель с тем выражением лица, которое у иберийцев звалось «благородной сдержанностью».

– Вот как.

Что его неизменно бесило в иберийцах, так это их церемонность. Мигель и его дружки стояли так, словно кол проглотили, старательно – и тщетно – скрывая довольный блеск в глазах, и, должно быть – судя по тому, как они переглядывались, – считали себя ужасно светскими и спокойными. Ксандер порылся в памяти, соображая, кого они ему напоминают, и вспомнил: так же вставали у сетки сурки в амстердамском зоопарке. Впрочем, этой компании, если подумать, до серьезной важности сурков было еще тянуть и тянуть.

Несколько развлекшись этими соображениями, он вдруг понял, что уже некоторое время не слушает своего главного визави.

Не беда.

– …оказать вам честь поединком.

– Честь, значит, – протянул Ксандер в воздух над головой Мигеля, туда, где разливался соловей.

Птаха как раз на это закончила вполне музыкальную фразу резким, насмешливым свистом, будто соглашаясь.

– А поединок что, со всеми вами? Или остальные четверо для храбрости?

Хуан де ла Серда – конечно, куда наш Мигель без своего любимого прихлебателя – сморщил лисье личико в усмешке.

– Ты оскорбил нас всех, – пояснил он. – Значит, и отвечать будешь перед всеми.

– Славно, – кивнул Ксандер. – Зараз или по очереди?

Хуан шутовски низко поклонился.

– А это уж по твоему выбору.

Скверный, если признаться, был выбор. Будь их побольше, фламандец бы согласился драться один со всеми – со шпагами (а они все явно рассчитывали именно на это оружие, вон и ему заботливо одну прихватили) они бы только мешали друг другу, но пятеро – это уже не толпа, а опасный отряд: и друг другу они в помощь, и ему в одиночку не отбиться. А по очереди – еще поганей: первый же, если и не победит, сумеет его измотать, а уж третьему и вовсе напрягаться не придется.

Что ж, если ему всяко быть битым, лучше уж иметь шанс каждому оставить хотя бы царапину.

– Давайте все сразу, – сказал он, постаравшись добавить в голос побольше великодушия. – Раз скопом вам веселее.

– Нет, – нахмурился Мигель и подарил было дернувшему его за рукав Хуану осуждающий взгляд, – нет. Мы будем драться один на один. Честно. Я и ты, фламандец.

И протянул Ксандеру шпагу.

Размахивать руками, проверяя, как она свистит в воздухе, фламандец не стал: сомневаться в толедской стали глупо, а меньшего иберийские пижоны бы не приволокли. Отложив шпагу туда, где при случае он бы мог легко ее схватить, он стянул с себя куртку и аккуратно ее отложил. Сентябрьский ветер радостно воспользовался возможностью и забрался под рубашку, но мурашками по коже можно было пренебречь: согреться они все скоро согреются.

– Готов, фламандец?

– А как же, – отозвался Ксандер, стараясь исподлобья изучить оппонентов так, как учил его дон Алехандро.

Мигель, надо было признать, дрался очень неплохо: на уроке Ксандер не очень-то глядел по сторонам за ненадобностью, потом тоже было как-то не до того, но сейчас мог оценить. Да, учителя фехтования наверняка Мигеля жаловали. Шансы, прикинул фламандец, у них были примерно равны, а то, может, у Мигеля и побольше – все-таки его учили явно не два года, как Ксандера, а едва ли не с детства, и это сказывалось. Оставалось драться всерьез – и вспомнить как следует уроки своего второго учителя.

Потому что учил его не только дон Алехандро.

– Не пойму, Алехо, зачем ты с ним возишься, – низкий, негромкий голос дона Франсиско, чье безупречное кастильянское пришепетывание походило на шипение змеи, раздался из-за спины Ксандера так неожиданно, что он вздрогнул и пропустил бы, пожалуй, следующий выпад дона Алехандро, если бы тот, вовремя, должно быть, увидев брата, не опустил шпагу первым.

– Не начинай, Франко. Мужчина должен уметь драться, какой бы крови он ни был. Тем более что во взглядах на кровь Ксандера мы с тобой сильно расходимся.

– Мужчина? – дон Франсиско медленно обошел Ксандера, обозревая его с ног до головы так, будто видел впервые или, точнее, впервые услышал, как кто-то отнес фламандца к мужскому полу, и был крайне таким заблуждением удивлен. – Похоже, по этому вопросу мы с тобой тоже расходимся.

– Мальчики становятся мужчинами, Франко, рано или поздно, – сухо сказал дон Алехандро.

– Или не становятся, – светским тоном, будто речь шла о сортах вина, отозвался его брат. – Морица же ты тоже учил, и совершенно бесполезно.

Ксандер почувствовал, как до скрипа стиснулись зубы, но доставлять удовольствие дону Франсиско