Жизнь удалась - Андрей Рубанов

Охранный остолоп не торопился. Капитан с утра ничего не ел — негде было и денег не было тоже, поиздержался во вчерашней поездке — и поэтому чувствовал раздражение. Решил было рассвирепеть и треснуть бездельника по лбу удостоверением, чтоб туже знал службу. Но полосатая балка, наконец, поехала вверх, открывая проезд в мир шика, глянца, фарта и комфорта.

Дабы компенсировать уязвленную классовую зависть, сыщик нагло припарковался едва не поперек проезда, в узком месте меж кормой «Порше» и носом «Шевроле».

Шел не налегке: нес пакет с подарками.

Не успел подойти к двери, как сверху сыпануло мелким и колким. Шелухой от семечек. Кто-то, пятью или семью этажами выше, бодро выбросил хорошую жменю очисток прямо в окно. Частично развеянный ветром мусор приземлился точно на капитанову голову. Пришлось выругаться в голос и стряхнуть с головы дрянь. Вот так оно и бывает: у тебя шикарный дом, шикарная машина, доходы и депозиты, кредитная история и дисконтная карта в фитнес-клуб, тебя надежно охраняют, тебя уважают и ценят, чистят дороги, где ты ездишь, метут тротуары, где ты изволишь ходить, а сам ты как был дикий охламон, пламенный дурак и фраер, так им и остался. Зыришь в окошко, лупишь семечки и швыряешь шелуху в пространство. А что такого, за все уплочено, твое дерьмо за тобой подберут, зря, что ли, в большом городе живем…

Поудобнее ухватив пакет с подарками, сыщик вошел в сверкающий чистотой вестибюль, развязно подмигнул консьержу, и бесшумный лифт вознес его на нужный этаж.

Шагнув через порог, он вдруг оробел и затоптался в прихожей.

По роду своей деятельности капитан посещал чужие квартиры часто. Едва не каждый день. Но по большей части то были обиталища людей дна: притоны, малины, хавиры, блатхаты, гадюшники и бомжатники. Как правило, бурная преступная деятельность большого города в основном протекает в загаженных и ободранных конурах, где вся мебель давно пропита, где на липких полах валяются прожженные и подранные матрасы, где испитые, опустившиеся мужчины и женщины убивают и калечат друг друга за косой взгляд, за пачку сигарет, за медный грош. В богатых же домах тяжкие преступления совершались гораздо реже, и сыщик теперь вступал в пределы миллионерской квартиры с некоторой опаской.

На беду, при входе, сбоку, имелось огромное, в рост человека, очень качественно сделанное зеркало, и он немедля отразился — грязные джинсики, убогая курточка. Хоть и прибыл на дорогущем авто, а все равно не попал в масть к стенам, отделанным панелями дорогого дерева, к каким-то замысловатым подставкам в углах — под зонты, под вазы с цветами; все благородное, все изготовлено с великой, даже, пожалуй, избыточной любовью к малейшей детальке, ко всякому крошечному винтику.

— Проходи, на кухню — сказала хозяйка тихим голосом. — У меня неубрано…

Стараясь не смотреть на Марину, как бы не замечая темных, набрякших нижних век, спутанных волос, несвежего халата, Свинец, со своим пакетом, как был — в обуви и куртке, по плечам стекают дождевые капли — прошел по коридору, увешанному картинами в массивных багетах.

Что-то помешало ему, ощутилось неудобство, он поискал сначала глазами, потом прислушался, втянул носом воздух и понял, что в квартире стоит необычный запах.

Пахло фруктами разной степени гниения.

Успев заглянуть любопытным взором в комнаты, капитан увидел, что огрызки яблок и груш, и рахитично изогнутые виноградные ветки с объеденными ягодами, и оранжевые шкуры апельсинов, и надкусанные персики валяются повсюду: на столах, на пухлых подушках огромных кожаных кресел, на полу, покрытом шикарным, нежно-сливочного цвета, ковром, и даже на телевизоре.

Райская птица спасалась привычным нектаром от начинающихся ужасов вдовьей жизни.

Вид сморщенных остатков, разлагающейся сахарной мякоти заставил капитана вздрогнуть и испытать редкое сложное чувство — смесь отвращения и сострадания.

— Извини, я забегу в туалет. Можно?

Вялое привидение с серым лицом издало тихий утвердительный звук.

Свинец проник в ванную. Санузел, по новой моде, оказался совмещенным. Красивый, замысловато исполненный унитаз фисташкового цвета соседствовал с ванной, — в ней могли бы возлежать трое, никак друг другу не мешая. Джакузи. опознал сыщик. Подле ванной торчало из кафельного пола еще более диковинное изделие, предназначенное для обмыва укромных мест тела. Биде. Свинец не удержался, присел и примерился — действительно, удобно. И размерчик подходящий. Хорошо, блин, присесть на такую фаянсовую приспособу после тяжелого дня и сладостно обмыть интимные причиндалы.

Не бросайте друга в биде.

Противоположную стену отягощали стеллажи, где теснились в великом множестве сотни тюбиков, баночек, флакончиков, бутылочек, скляночек, пакетиков с салфеточками и тампончиками и прочих хитрых емкостей с духами, дезодорантами, кремами, одеколонами, пенками, гелями, скрабами, смывками, лосьонами и прочими удивительными и явно дорогостоящими косметическими снадобьями — сам черт не разобрался бы в разноцветных этикетках. Впечатленный, капитан проделал все необходимые манипуляции, вымыл руки жидким мылом и вытер бумажным полотенцем. Ощутил себя гостем дорогого отеля или же кабака: там тоже мыло жидкое, а полотенца из бумаги…

Вышел и опять почувствовал, что не все в порядке. Странный, странный дом. Огромный, комфортабельный, уютный — но все как-то не так. Потолки высокие, но с ними какой-то казус. Двери красивые, но почему-то очень неудобные…

— А что с дверью? — спросил он. — Зачем такая тяжелая?

— Стальная, — ответила Марина.

— Дверь в ванную — спальная?

— Так придумал Матвеев. — Фразы выходили из несчастной женщины тихо, с хрипами, голос дрожал. — На вид она обычная, но на самом деле — пуленепробиваемая, и закрывается намертво, внутри — электронный засов… Он говорил — ворвутся если вымогатели, ты попросись в туалет и там закройся, за такой дверью они тебя не достанут… Там и телефон есть, в тайнике, чтоб сразу позвонить… Матвей был такой… О безопасности каждый день заботился… я же тебе рассказывала…

Заботился — да не позаботился, подумал капитан.

Оказавшись на кухне, он сопоставил ее площадь со всей своей квартирешкой и крепко позавидовал. Эдак по-черному, по-мещански. Живут же люди.

Почему все так? Отчего он — боевой офицер, смелый и опытный человек, преданный слуга закона — вынужден пятнадцать лет горбатиться, недоедать и отказывать себе в элементарном, чтобы в итоге получить в распоряжение двадцатиметровую халупу, а некий мальчишка, наловчившийся торговать импортным пойлом, имеет в пользовании шикарный апартамент размером в половину стадиона?

Впрочем, не будем. Еще неизвестно, кому сейчас хуже — капитану, вполне живому и здоровому, или упомянутому виноторговцу.

За все надо платить — либо ежемесячно в течение пятнадцати лет, либо всю сумму сразу Одномоментно.

В том, что причиной беды с Матвеевым являются деньги, сыщик не сомневался. Много чего происходит на белом свете, а начни искать подоплеку — деньги вылезут в девяноста случаях из ста. Разглядывая просторную кухню пропавшего бизнесмена, Свинец еще раз укрепился в таком мнении. Нечего, нечего завидовать. Зависть разрушает; не моя эмоция; ты давай, мент, делай то, зачем пришел.

Он выставил на кухонный стол водку, выложил буханку черного хлеба.

Марина уперлась взглядом в хлебно-алкогольный натюрморт и по-мужицки хмыкнула:

— Поминки, да?

Капитан достал сигарету.

— Не совсем. Ты присядь. Где у тебя рюмки?

— Шкаф справа от тебя…

— Выпей.

— Зачем?

— Это просьба. Выпей, и все. Одну рюмку.

Женщина покачала головой. Неубранные волосы убили всю ее красоту. Вот так она будет выглядеть в семьдесят лет, подумал капитан и скрутил бутылке шею.

— Давай, — сказал он.

— Я водку не пью.

— А что ты пьешь?

— Текилу…

— Понятно.

— …И хлеб такой не ем.

— А какой — ешь?

— Пумперникель.

— Как?

— Пумперникель. Немецкий рецепт… Ржаная мука грубого помола… Очень полезно для кишечника…

— Ясно. Но сейчас — сделай исключение. Выпей.

— Ладно, — простым голосом согласилась Марина, взяла тяжелую стопку, поднесла, глотнула дважды, задохнулась. Обожгло горло.

Против воли промокли глаза, она схватила пальцами переносицу, выдохнула, закашлялась — дешевая дрянь, сивуха, как они ее пьют, все эти несчастные простые люди?

Быстро совладала с собой.

— Что теперь?

— Пумперникель, — по слогам сказал Свинец, глядя мимо нее. — Надо же! Пумперникель!..

Он беззвучно выругался, выдыхая похабные бранные аккорды одними губами.

Нет, я не хочу и никогда не буду так жить — за охраною, за консьержами, чтоб даже сортир замыкался пуленепробиваемым люком. Не по мне такое. Лучше пятнадцать лет платить за тесную берложку в малопрестижном Новогиреево, чем всю жизнь справлять нужду, отгородясь броней.