Через два океана - Михаил Александрович Михеев

и приложил к глазу. Линия горизонта рывком приблизилась. Да, точно, мачты. Без парусов. И если их неплохо видно на фоне заката, то русские корабли в сумерках быстро опускающегося вечера неплохо скрыты. Что же, удачно.

– Сигнал на эскадру. Ложимся в дрейф. Командиров немедленно ко мне. Готовьте шлюпку, выкликните охотников. Надо провести разведку и понять, кто перед нами. Бегом!

Примерно четыре часа спустя им стало ясно, что перед ними не случайно занесенные в эти воды купцы и не помощь, спешно присланная сюда, к примеру, с Балтики. Перед ними стояла на якорях англо-французская эскадра, и стычка с ней было редкостно неприятной перспективой. Состав вражеской эскадры был непонятен, но все же полтора десятка кораблей – это не то, с чем хотелось бы связываться[57].

– Что будем делать? – спросил Александр у соратников, когда озвученные расклады наконец стали понятны всем.

Собравшиеся переглянулись:

– Я полагаю… – начал было Сафин, однако Матвеев резко хлопнул рукой по столу:

– А я думаю, начинать должен младший. По английской традиции, они в этом толк понимают.

Действительно, начинать стоит младшему, чтобы авторитет других не довлел над ним, заставляя промолчать. Лучше пускай ляпнет откровенную глупость, чем останется не озвученной перспективная идея. И все глаза разом скрестились на Куропаткине.

Для командира «Березины» это было изрядным унижением. По званию он уступал разве что самому Верховцеву, да и возрастом тоже был не последним. Но – свой корабль он получил позже остальных, и опытом капитана похвастаться не мог. С переходом через океан справился – честь ему и хвала, но по сравнению с остальными это смотрелось бледно. Да и не сам фрегат захватывал, а потому заслуги его пока что на более серьезное положение не тянули совершенно, а потому, старательно удерживая на лице маску бесстрастности, хотя внутри наверняка все клокотало, Куропаткин высказал свое мнение.

К слову, хороших идей он тоже не родил. Атаковать, взять на абордаж и порубить в капусту! То же, что и всегда. То, что у противника вдвое больше кораблей, он тоже не учел. Нет, конечно, Суворов, которого он приводил в пример, когда-то и с худшими раскладами врагов гонял[58], но понимать же надо: на море своя специфика, да и британцы – не турки. И все более Александр убеждался в том, что для своей роли Куропаткин пока что не слишком подходит. Возглавить абордаж или десант – да без вопросов, любой сложности, а вот командовать фрегатом… Ну, может, конечно, однако все еще слишком многого не понимает.

А вот Сафин, несмотря на молодость, повел себя иначе. Пока Куропаткин распинался про доблесть и врожденное бесстрашие русского солдата, он внимательно изучал на скорую руку составленную посланными в разведку матросами схему. Даже, скорее, эскиз картины – Александр хорошо знал своих людей и, соответственно, понимал, кого лучше послать. Вот и выбрал человека с задатками художника. Естественно, не развитыми, все же живя в глуши, да будучи родом из крестьянской семьи, трудно получить соответствующее образование[59], но уж накалякать так, чтобы было понятно, что и где, он сумел, за что получил заслуженный соверен[60] из числа трофеев, доставшихся лично капитану, и теперь отсыпался.

Сейчас же, когда Мустафе предоставили слово, он несколько секунд просто сидел, медленно сжимая и разжимая кулак. Привычка, которая успела намертво прилипнуть, когда он разрабатывал раненую руку, никого не раздражала – все понимали источник проблемы и относились к происходящему спокойно. Затем он ткнул пальцем в эскиз:

– Брандеры. Здесь и здесь. Можно еще и вот здесь. Ветер несильный, однако раздуть огонь хватит. Мы становимся вот здесь, – неровно постриженный, изрядно разъеденный морской солью ноготь прочертил на бумаге полукруг. – Тех, кто попытается вырваться, расстреляем, как рябчиков.

– Вариант, – Гребешков тут же поддержал старого товарища. – Они не ждут нападения…

– Так они нам и дали взять их на абордаж. Просто не успеем, – влез Матвеев.

– Успеем. Они нас и впрямь не ждут.

– Мне нравится, – Диего почесал заросший подбородок. – Это лучше, чем бежать. Тем более что нас они пока не обнаружили.

– А из чего брандеры? – спросил, немного охлаждая энтузиазм товарищей, Верховцев. – У нас просто нет времени на их подготовку.

– Зато у нас два корабля с хлопком, – усмехнулся Матвеев. – Он горит не хуже пороха. Обольем груз маслом, заложим несколько бочек пороха – и вперед!

Следующие несколько минут были потрачены на предметное обсуждение деталей. Как известно, русские не изобрели порох исключительно потому, что не было приказа. Так вот, сейчас они сами себе этот приказ сделали, и не оставалось сомнений – в жизнь его воплотят. Или хотя бы попытаются, но со всем рвением. Конечно, это огромный риск – но весь их поход не очень располагал к долголетию. Тем не менее все они еще живы!

Командиром первого брандера вызвался быть Сафин, благо он имел уже подобный опыт, но его кандидатуру собственным произволом забраковал Верховцев. Там придется все делать максимально быстро, а потом спасаться. И не факт, что удастся воспользоваться шлюпкой, а значит, рассчитывать придется исключительно на собственные силы. Рука у Мустафы все еще не восстановилась до конца, и доктор не обещал, что она вообще хоть когда-нибудь сможет полноценно работать.

Откровенно говоря, Александр и сам хотел идти с брандером. Русскому офицеру куда проще рисковать самому, чем послать на смерть других, уж на осознание этого факта его опыта хватало с лихвой. Но Матвеев в непристойной форме пообещал запереть лихого командира в каюте, и остальные это поддержали. Пиратская (ну, почти) вольница имеет кое-какие преимущества, но и издержки у нее тоже есть. Как, например, в этот раз.

А вот Гребешкова никто останавливать не стал. Недавний унтер был в своем праве. Тем более что экипаж одного из брандеров состоял целиком из его людей. Поэтому никто и рта не раскрыл, когда он заявил, что поведет корабль лично, доверив вывод «Архангельска» на позицию своему штурману.

Второй брандер повел Куропаткин. Что же, человек он храбрый и младшим быть не хотел. Пусть его. А опыт… Никто из них брандеров не водил, поэтому сейчас все были в равном положении.

И лишь перед самым отходом он подошел к Верховцеву, тронул его за плечо:

– Александр Александрович, мне бы поговорить с тобой хотелось.

– Давай, я слушаю.

– Наедине.

Верховцев кивнул и жестом показал в направлении своей каюты. Зашел туда следом за Куропаткиным, аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Слушаю тебя, Виктор Григорьевич.

– Я ненадолго… У меня будет просьба. Если что-то со мной случится, позаботься об Алене. У нас будет ребенок, и одной ей…