Через два океана - Михаил Александрович Михеев

весь, от носа до кормы. Не зря же не жалели смолу и масло, которого на одном из трофеев нашлось в избытке. А потом на месте корабля вдруг словно вулкан взорвался – и полетели во все стороны огненными болидами пылающие тюки с хлопком.

– Навались, ребята!

Но матросам не нужен был окрик командира, они безо всяких понуканий гребли, изо всех сил торопясь уйти как можно дальше от творящегося безумия. И Гребешков, поминутно оборачиваясь, видел, как вначале почти сразу загорелись те два корабля, к которым он пришвартовал брандер, а потом и все остальные, что стояли рядом. И пускай на фоне уже посеревшего небосклона это выглядело не столь ярко, как на картинах баталистов, эпичность картины от этого ничуть не уменьшалась.

Час спустя, когда их принял на борт «Архангельск», бухта полыхала. Огонь поднимался, кажется, до неба, и оставалось лишь гадать, за сколько миль видать это светопреставление. Как раз в тот момент, когда Гребешков, наскоро переодевшись, поднялся на мостик, раздался очередной взрыв, и над скалами, подобно гигантской ракете-шутихе, взлетела горящая мачта. Зависла на пару секунд – и, оставляя дымный след, рухнула в море. Похоже, огонь добрался до порохового погреба корабля.

Русская эскадра выстроилась полукругом напротив выхода из бухты. Верховцев сразу сказал: надо уничтожить врага полностью – недорубленный лес вырастает. Поэтому, если кто-нибудь все же вырвется из огненного ада, то тут же попадет в ад чугунный. Но смог поднять паруса и попытаться уйти в море лишь один корабль. Что-то небольшое, никто даже не приглядывался к деталям. Сосредоточенный огонь шести не самых маленьких кораблей в упор превратил его в груду дров. Потом мощный взрыв – и британская посудина разломилась пополам. Не успев дать ни единого залпа, даже не ответив на удар, еще недавно мощная эскадра, готовая установить доминирование в этих водах, перестала существовать.

Когда «Миранда», ощетинившись пушками, осторожно вошла в бухту, было уже за полдень. И все равно пожар еще не затих. Пара кораблей, уже и не опознать, каких именно, приткнулась к берегу и тяжело, чадно догорала. Остальных не было вовсе, только из воды кое-где торчали верхушки мачт. Хлопок оказался хорошей растопкой для плавучих костров.

Еще плавали трупы. Не то чтобы очень много, ну так ведь и бухта – не ванна. Разнесло в разные стороны. Зрелище неприятное, однако Александра оно сейчас беспокоило в последнюю очередь. В конце концов, никого из этих людей на русскую землю не звали.

Гребешков – а он на правах героя дня перешел на шлюп, доверив командование «Архангельском» помощнику – стоял на мостике рядом с Верховцевым. Очень уж ему хотелось поглядеть на дело рук своих. Это конечно же неправильно, однако никто не посмел сказать слово поперек. И Гребешков, и его люди, участвовавшие в диверсии, поднялись на борт «Миранды» и теперь с интересом рассматривали бухту, при свете дня выглядящую довольно-таки удобной для стоянки. Именно этим она, похоже, и привлекла командующего эскадрой. Впрочем, на эту роль могла подойти и любая другая бухта – здесь, на Сахалине, этого добра хватало.

Результат стоянки и уверенности в том, что никто не осмелится атаковать – наверное, лучшее применение брандеров со времен Чесмы[62]. И, разумеется, урок англичанам на будущее. Не стоит полагать себя владыками морей – это звание надо регулярно доказывать. Иначе болезненные щелчки по носу неизбежны.

– Ну что же, принимай работу, Александр Александрович, – хорошенько налюбовавшись зрелищем, резюмировал прапорщик. – За себя я молчу, но матросам, которые со мной на авантюру шли, долю бы надо увеличить.

– И лычки повесить, и медали, – задумчиво кивнул Верховцев. – Насчет доли решим, как только сдадим трофеи, а все остальное придется уже дома пробивать.

– Ну, оно понятно. Эй, орлы! Тройная доля при дележке.

– Рады стараться, ваше благородие!

– Вот! Хорошо все же я их выучил, – с каким-то почти детским умилением на лице повернулся Гребешков к командиру. – Одно плохо.

– Что?

– Хлопок пожгли. За него, небось, больше всего заплатили бы.

– Это точно, – хмуро кивнул Александр и тут же просветлел лицом. – С другой стороны, можешь рассматривать это как инвестицию в будущее. Теперь нам в этих водах вряд ли кто-то осмелится мешать. Очень сомневаюсь, что сюда прислали две такие эскадры. А деньги… Они – дело наживное. Да и, может, удастся с казны что-то получить…

– Получишь с нее, жди, – хмыкнул Гребешков. – Тут бы при своих остаться.

Александр поморщился. Не в бровь, а в глаз прямо. Сребролюбие и жадность родных чиновников были общеизвестны[63]. Впрочем, ладно, что-нибудь придумают. Именно об этом ему говорили не изжитый до конца юношеский максимализм, убежденность, что счастье улыбается смелым, и привычка, что у них все получается.

Куда больше его волновал сейчас Куропаткин. «Красотке Лиззи» удалось выполнить свою задачу не хуже «Принцессы», но вот ее команде повезло куда меньше. То ли напутали где-то, то ли вмешался случай, но, как это иной раз случается с брандерами, он взорвался раньше, чем планировалось. Из трех шлюпок с моряками, успевшими отойти от борта, две были перевернуты взрывом, и выловить удалось не всех. Капитана спасли, но его серьезно приложило ударной волной, а потом еще засыпало обломками. Результат – переломы и довольно серьезная рваная рана на ребрах. Сейчас он лежал, перевязанный, в своей каюте, и фактически командовал фрегатом штурман. Впрочем, доктор давал оптимистичный прогноз. Мол, оклемается капитан. Скорее всего. Разумеется, не сразу… В общем, покой и хорошее питание. С последним вопросов не возникало, а вот покой на боевом корабле – понятие относительное.

– Кстати, а куда эти умники подевались? – спросил Верховцев. Надо признать, вопрос был риторическим, больше, чтобы отогнать тревожные мысли.

Гребешков удивленно повернулся к нему:

– Кто?

– Да команды этих кораблей. Наверняка кто-то погиб, но ведь и выбрались, скорее всего, многие. А ведь там было несколько тысяч человек.

– А, эти… Вон они. Правда, наверное, не все…

Действительно, на берегу расположилось человек с полсотни, наблюдающих за эволюциями русского корабля. По виду смахивают на французов. Верховцев раздвинул подзорную трубу, всмотрелся. Да, точно, французы. Несколько человек сохранили головные уборы, украшенные помпонами[64]. Их ни с чем не спутаешь. Александр почесал в затылке:

– Как думаешь, если затребовать кого-нибудь для переговоров, рискнут?

– А зачем тебе это? – поинтересовался куда более приземленный, осторожный и совершенно не склонный доверять врагу, пускай и разбитому в пух и прах, Гребешков.

– Хотя бы чтоб убедиться, что здесь поблизости и впрямь нет ничего серьезного. Ну и интересно, откуда они, где и какие силы у неприятеля… В общем, много что хотелось бы знать, нам тут еще