Через два океана - Михаил Александрович Михеев

подарок. Тем не менее эскадра упорно продвигалась вдоль побережья, ища своих. А потом было устье Амура и выскочивший из тумана как чертик из табакерки небольшой колесный пароход. Для обеих сторон встреча оказалась полнейшей неожиданностью. Но у неизвестного корабля имелось тактическое преимущество.

В штиль только пароходы и могут хоть что-то предпринять. У парусников же выбора особого нет. Лежи в дрейфе да жди, пока ветер не поднимется. «Миранда», конечно, тоже пароход, но машина была заглушена – экономили уголь. А вот гость, напротив, шел под парами, хотя и очень медленно.

А вот ситуацией воспользоваться его капитан не сумел, что говорило об отсутствии у него хоть какого-то реального боевого опыта. И прежде, чем он успел развернуться, орудийные порты «Березины» открылись, явив миру грозную, хотя и скрытую до поры мощь фрегата.

Вообще, повезло, что Куропаткин сохранил хладнокровие, а то ведь мог от неожиданности и дать залп. Его вполне хватило бы, чтоб разнести визитера в клочья, а промахнуться с такой дистанции сложно. Капитан парохода сообразил это сразу же, а потому, когда с борта «Адмирала» сначала по-русски, а затем по-английски проорали требование лечь в дрейф, подчинился. К стремлению умереть, но не сдаться, он был явно не склонен, да и щедро приправленная солеными морскими оборотами ругань давала надежду, что все же судьба вынесла его к своим. Англичане с французами так лаяться не умеют[66].

Так что сигнальщик, покрывший офицера по матушке, не только не заработал линьков, но и получил двойную винную порцию. Негласно, разумеется. И даже не столько потому, что его изощренные слова и сочетания чему-то там поспособствовали, а еще и потому, что поддержал честь эскадры перед местными почти что штафирками. Мол, не вам тягаться с морскими волками, что через океаны ходят. Конечно, нехорошо, однако же все на эскадре, от командующего до последнего юнги, уже считали себя чем-то отдельным, стоящим выше остальных. Не то чтобы семьей, но чем-то вроде клана, подобного шотландскому, запросто. Гордон о таких рассказывал – весьма похоже. Не самое лучшее отношение, но все же дающее ощутимые преференции в ближнесрочной перспективе.

Впрочем, дело разрешилось быстро. К тому времени, как Александр, зевая, вышел из каюты, где отсыпался после собаки[67], уже выяснилось, что перед ними русский пароход «Аргунь». Корабль, ранее ходивший только по Амуру, а сейчас отправленный находящимся сейчас неподалеку, в только что основанном городе Николаевск[68], контр-адмиралом Завойко, в дозор. И полчаса спустя Верховцев уже ступил на его палубу.

Стоило признать, корабль был необычный. Для русского флота – так уж точно. Нет, колесные пароходы с дополнительными мачтами для использования парусного вооружения – дело вполне привычное. А вот корабли с железным корпусом – это уже куда серьезнее. Строили, конечно, и такие, но это была, скорее, экзотика. А здесь, на краю мира, да еще и, как с гордостью заявил капитан, построенный из местных материалов… У сибиряков явно было чему поучиться.

К обеду поднялся ветер. Несильный, однако достаточный, чтобы корабли смогли дать ход, и «Аргунь» сопроводил эскадру в удобную бухту по соседству, а «Миранду» – в Николаевск. Помощь была очень кстати – все же вести корабль в незнакомых водах удовольствие не из лучших. А так уже на следующее утро «Миранда» бросила якорь аккурат напротив только что основанного города. И Александр, несколько раз вздохнув, отправился на берег. Сейчас ему предстояло вести разговор с высоким начальством, и это могло оказаться более сложным, чем вести эскадру через океан.

Верховцев сам себе не признавался до последнего, однако же пришлось. Нет хуже, чем врать себе, чревато. Так вот, он боялся. Точнее, опасался, но все равно ощущения были напрочь забытыми. Он слишком долго был в море и привык, что самый главный начальник на тысячи миль вокруг – он сам. Со всеми плюсами и минусами своего положения, плюс давящая на плечи ответственность… И никого, кто мог бы ее снять. Зато и приказать делать хоть что-нибудь, руководствуясь непонятными «высшими интересами», тоже нет. Верховцев привык к самостоятельности, привык, что любое решение – это его и только его право. И сейчас, идя на встречу с целым контр-адмиралом, точнее, генерал-майора флота[69], человеком, многократно превосходящим его и знаниями, и опытом, и заслугами, не говоря уже о размерах эполет, он чувствовал себя немного… странно. А потому, соответственно, нервничал.

Однако и не идти было нельзя. Думать надо было раньше. Тогда бы пошли напрямик в Индийский океан. Ну а раз уж сам начал искать своих, требовалось идти до конца. И, стиснув зубы, чтоб не выдать обуревающие его чувства, Верховцев в последний раз одернул изрядно потрепанный мундир и отбыл на берег.

Город производил впечатление одной всеобщей стройки, да, собственно, и был ею. Стук топоров, повизгивание огромных двуручных пил, распускающих толстые бревна на аккуратные доски, сочная ругань… В общем, все как положено. Александр не торопясь шел по едва намеченным улицам, вдоль возведенных, строящихся и даже еще не начатых домов. Запах свежей древесной смолы, разогревшейся на ярком солнце, щекотал ноздри.

Народ кругом сновал невероятно деловитый. Все что-то тащили, куда-то спешили, бодро переговариваясь. И мужчины, и женщины… И на фоне этого промчалась куда-то целая орда детей, горластых и радующихся жизни, таких же, как в любой точке мира. Город строился и торопился жить.

А еще сразу бросалась в глаза разница между старой Россией и этими новыми землями. Там все сжато, домишки что в деревнях, что в городах теснятся друг к другу. Здесь же строили с размахом, закладывая огромные подворья, и плевать хотели на чье-то мнение. Земли много, и ее занимали явочным порядком. Люди обустраивались на века и желали передать детям как можно больше. Это можно было только уважать.

Резиденция военного губернатора Камчатки, а заодно начальника морских сил, находящихся в устье реки Амур, оказалась просто большой избой. По сравнению с ней аналогичное здание в Архангельске смотрелось настоящим дворцом. Впрочем, наверняка это было место временного размещения, пока не построят чего получше.

У входа сидел солдат, изображая караул. Именно что изображая – одной ноги у него не было. Похоже, взяли инвалида на непыльную должность, чтоб с голоду не помер. Стоило признать, о своих людях губернатор заботился, и это внушало осторожный оптимизм. При появлении офицера караульный попытался встать, но Александр лишь махнул ему рукой, сиди, мол, а потом вошел. Тяжелая дверь едва слышно скрипнула, пропуская его в полутемное помещение – на смазке здесь не экономили. а вот для освещения использовали только окна.

Здесь царило деловитое оживление, которое, как