Профессор Амлетссон - Адель Гельт

сущности, возможно — зловредной, и обязательно потому требовало прояснения — на будущее и чтобы не попасть впросак.

- Так вот, любой европейский ребенок, выросший в семье образованной и потому читающей, - продолжил я, - помнит, чем чуть было не закончилась история с пряничным домиком, причем что в адаптированной, что в полной версии похождений Гензеля и Гретель.

- Вы, профессор, постоянно ожидаете подвоха, верно? - логично догадалась администратор. - Ожидаете и потому не можете как следует расслабиться и подумать о чем-то хорошем? Но ведь это же сказка, кончилось в ней все хорошо, да и речь идет о делах столь далеких дней, что…

- Не только поэтому, Наталья, - решил уточнить я: мне пока нравилось и направление беседы, и то, что в ней, беседе, я занимаю позицию лидирующую — рассказываю, меня же все слушают с интересом и даже иногда уточняют непонятное.

- Как человек уже взрослый и образованный, я имел возможность ознакомиться с некими сборниками отчетов… За авторством святых отцов Якоба и Вильгельма, - немного нахмурился я. - Поэтому знаю, кто и кем пообедал на самом деле. Все эти замечательные преференции, которых я бы никогда не увидел при исполнении любого контракта в привычном атлантическом мире, означать могут только одно: платить за них придется, произойдет это очень скоро, и совершенно непонятно, что и как именно потребуется в уплату!

- Очень интересно, профессор, - взял слово инженер. - Предпосылки ясны, но каковы выводы?

- Выводы? - уже немного устало ответил я. - Выводы — простые. Этот ваш Проект куда более важен и сложен, чем кажется на первый взгляд и чем ваша пресс-служба сообщает в пределы красного океана.

- Это Ваше природное феноменальное чутье? - не удержался от запуска шпильки товарищ Хьюстон, и я вдруг подумал, что он основательно набрался, пусть и держит себя, покамест, в руках.

- Это немного формальной логики, простой аналитики и индукционного восприятия действительности! - я понимал, что меня уже специально провоцируют, и старался не горячиться. Получалось откровенно так себе: больше всего хотелось съездить лапой по лощеной американской морде, хотя желание это я, с некоторым трудом, но сдержал.

Накаляющуюся обстановку ловко разрядила Наталья Бабаева.

- Что такое этот ваш красный океан? - осведомилась она, одновременно накладывая какой-то конструкт на теряющего рамки приличия собеседника. - Это какая-то метафора, связанная с цветом флага нашего Союза?

- Так может показаться. - Я внезапно успокоился: так же быстро, как перед этим почти закипел. - На самом деле, этот термин придумал один кореец, относительно недавно, уже в этом веке. Красный океан — это, упрощенно, мир конкуренции, жестко поделенного рынка и основной модели капитализма. Вода изначально прозрачная, океан, на самом деле, голубой, но, когда в нем плавают акулы и другие хищники…

- …они жрут друг друга почем зря, и вода окрашивается кровью, - подхватил инженер. Говорил он уже совершенно нормально и на рожон не лез: видимо, администратор применила что-то особенное, протрезвляющее: о наличии в нативном русалочьем арсенале подобных заклинаний мне, конечно, известно было.

Я кивнул. Наталья кивнула тоже.

- Вы знаете, - администратор чуть повернулась в мою сторону, как бы показывая, с кем, в основном, ведется беседа. - Идиома понятна, но она совершенно не про нас. В советской науке не может быть никакого красного океана, только голубой. Это означает, что среди нас невозможна конкуренция в западном значении этого термина. - Продолжила моя визави. - Только соревнование, но это — нечто совершенно другое.

- Так какое же оно, это Ваше другое? - я усомнился, и, конечно, дал явственно понять природу своего сомнения. - Человек всегда и везде человек, низовые инстинкты вполне могут быть побеждены — ненадолго — рассудком, но рано или поздно все равно возьмут верх! Акулы жрут друг друга, а уж каково приходится рыбешке помельче, и представить себе страшно!

- Это в Вас говорит персональный опыт? - догадалась Наталья. - Вы знаете, я пойму, откажись Вы сейчас отвечать, но, если вдруг сможете и захотите поделиться… Было бы крайне познавательно, в смысле, конечно, лучшего понимания иной системы.

Я вызвал простенький морок, даже не подключенный к элофону: необходимые данные и хранились, и обрабатывались непосредственно моей могучей ментальной сферой. Маголограмма показывала время: и, так сказать, актуальное, и оставшееся до прибытия в пункт назначения.

- Отчего же не рассказать, - я убедился в том, что времени у нас еще достаточно и свернул морок. - Но тогда и Вы поделитесь со мной ответами уже на мои вопросы!

Администратор кивнула, и произнесла фразу длинную, витиеватую, но означающую несомненное согласие. На краю сознания засветился почти невидимый огонек, и я понял, что фраза не фраза, а, скорее, гейс. Однако, серьезно у них тут, в Союзе…

- Вспомнить можно всякое, - я начал так, как мне было привычно: сначала. Это, на самом деле, лучший способ рассказать о чем-то важном, главное — не отправляться мыслью ко дням сотворения нашего тварного мира, в каковое сотворение я, кстати, сам не очень верю. - В основном, неприятное. Все ведь понимают, что речь идет о красном океане?

Собеседники мои кивнули: немного вразнобой, но почти одновременно. Перебивать никто не захотел, или из вежливости, или из интереса.

- В океане, - продолжил я, - водятся не только акулы, но и рыбешка помельче. Не очень хищная, не самая крупная, совсем не опасная. Некий профессор — тогда еще не имевший столь полезных регалий — с такой рыбешкой был хорошо знаком, точнее, ей и был. Это было заметно… Да, особенно здорово заметно при распределении бюджета, и без того куцего. Например, когда на Университет, будто манна небесная, падал внезапный грант от очередного фонда, причем фонда, как правило, предназначенного для легализации сумм куда более существенных, нежели какой-то дурацкий грант.

Всем своим существом я погрузился в те далекие времена, но совсем уходить в прошлое не стал: рассказывать, тем более в лицах и иных подробностях, было не о чем.

- Темы