Профессор Амлетссон - Адель Гельт

не менее, вынуждена настаивать. - Сдаваться Наталья не собиралась, и это было даже хорошо: сложно очаровываться человеком, с которым ты споришь о чем-то фундаментальном. - Между коллективным трудом в понимании советских ученых и совместными проектами, принятыми у вас, в мире капитала, существует колоссальная разница! Например, Вы, профессор, защищали диссертацию. Возможна ли была совместная защита?

Я улыбнулся во всю ширину пасти. Вдруг, в этот самый момент, я понял, что tovarisch Babaeva не пытается меня сбить с толку или агитировать: ей действительно интересно, как все это работает по привычную мне сторону Рассвета, и интересно в деталях.

- Совместная защита диссертаций прямо запрещена на всей территории Болонского научного права, - неожиданно поддержал меня инженер. - Еще в двадцать втором, на волне внезапно выросшей важности черных, желтых, красных, чешуйчатых и даже мохнатых, жизней, возникла порочная практика: следом за настоящим соискателем степени, как бы в хвосте, шли новоявленные ученые, все достоинства которых ограничивались необычным экстерьером, но во внимание принимались в первую очередь… - Хьюстон перевел дух, и в разговор снова включился я сам.

- В общем, когда ситуация приняла угрожающие масштабы — на два десятка свежих пи-эйч-ди приходился всего один человек, понимавший, о чем идет речь в совместно защищенной диссертации, - говорить я старался тоном ровным и спокойным, и мне это пока удавалось. - Такой подход, как Вы понимаете, немедленно сказался на качестве и объеме научных исследований… Потому и было принято решение о запрете таких совместных защит. Правда, я считаю, что это все равно была полумера. Следовало и вовсе отозвать все ученые степени, полученные подобным образом!

- Но в те годы за столь однозначное решение могли попросту линчевать на площади, - подхватил американец. - Все эти альтернативно интеллектуальные, извините, особи. Я, по случаю, хорошо помню всё это, да.

- Наши миры удивительно похожи по форме и совершенно различны по содержанию, - немного задумчиво ответила администратор. - В нашем, советском, смысле, групповая защита диссертации означает только то, что тема настолько многогранна, что одному человеку просто невозможно охватить ее всю даже самым могучим интеллектом. У вас же — что за один, потенциально великий, ум, держатся, как рыбы-прилипалы за акулу, десятки очевидных посредственностей.

- Можно подумать, у вас так не бывает! - немного даже неприлично фыркнул я. - Возьмем, хотя бы, Вашу семью. Сколько самых разных ничтожеств, должно быть, паразитирует на несомненном гении Вашего великого деда!

Глава 17

Наталья ничего не ответила. Мне показалось вдруг, что администратор задумалась, глубоко и внезапно, и что-то такое вспоминает.

Я даже на какой-то момент залюбовался, и чудовищной мощи природное русалочье обаяние здесь оказалось совершенно ни при чем.

Мне, видите ли, импонируют люди, повадками схожие со мной — не привычкой вытворять всякое хвостом и ушами, не дурным иногда чувством юмора или совершенно кобелиной агрессией в ситуациях, в которых стоило бы и промолчать, и сделать вид, что все идет своим чередом… Мне очень нравятся люди, которые любят и умеют вовремя задуматься.

Наталья задумчиво молчала, ничего не говорил и я сам. Соответственно, не нарушала хрупкую тишину и девушка Анна Стогова.

Издавал ли в эту минуту осмысленные звуки товарищ Хьюстон, я доподлинно не знал: воспользовавшись начавшимся диспутом, советский американец тактически верно отступил в сторону небольшого бара, где и занял круговую оборону в компании бутылки чего-то прозрачного и закусок, горкой наваленных на большом стеклянном блюде.

Стюард принес мне яблоко — уже третье за этот недолгий обед. Яблоко кончилось раньше, чем пауза.

- И все же, профессор, - товарищ Бабаева вернулась, наконец, из эмпиреев к смертным нам, - я не могу вспомнить ни одного, как Вы выразились, паразита, в ученом окружении деда. Ученики — были и есть. Соратники — имеются. Консультанты всех мастей — тоже, ведь ни один, даже самый авторитетный, ученый не может знать и уметь абсолютно всего, что требуется…

Так, примерно, и проговорили почти полчаса. Аргументация обеих сторон перешла из области чисто научной в научно-человеческую, из научно-человеческой — в человеческо-практическую, и неизвестно, до чего бы дошла и с собой завела, но тут у нашего попутчика кончился алкоголь.

- Вы зря агитируете нас за советскую власть, товарищ Бабаева! - сообщил инженер, внезапно появляясь за нашим уютным столиком. - Я уже довольно давно и успешно сагитирован, и доказательство того размещено на внутренней стороне лацкана моего пиджака, гостя же нашего уговаривать, покамест, рано: он пока только слышит слова…

- …и ощущает приличное финансирование! - Я оторвался от опустевшей миски. - Но для того, чтобы делать серьезные выводы, этого мало.

- Для каких же выводов Вам, скажем так, достаточно информации? - администратор посмотрела на меня с интересом и значением.

- Мог бы рассказать очень о многом, - не стушевался я. - Например, о том, что с самого момента приземления своего в воздушном порту живу, как в странной сказке, очень интересной и, видимо, доброй. Что от интересности этой и доброты сама собой приподнимается шерсть на загривке.

- Отчего же? - заинтересовалась уже не Наталья, но молчавшая — я даже успел немного позабыть о ее существовании — девушка Анна Стогова. - Кстати, я плохо понимаю некоторые идиомы нового британского языка, профессор. Не могли бы Вы иногда объяснять, что имеете в виду?

Я вздохнул.

- Приходилось ли Вам, Анна, читать сказки братьев Гримм? - будь мы представителями одной цивилизации — конкретно атлантической — вопрос бы звучал хамски, ведь упомянутые сказки обязательно входят еще в школьную учебную программу, и, конечно, знакомы всякому образованному человеку. Однако, тут я оказался в среде новой и незнакомой, поэтому и решил уточнить почти очевидное.

- Еще в детстве, - кивнула девушка, ничуть, по-видимому, не обидевшись. - Правда, версию, одобренную для детей и юношества, адаптированную, deadgiz.

Я стремительно ворвался в собственную ментальную сферу и поставил себе очередную галочку в воображаемом чек-листе: незнакомое слово звучало, как и многие советские лексемы, будто ключ призыва не самой безобидной потусторонней