Темные числа - Маттиас Зенкель

NASA потребовался час. Или «Эльбрус-2», суперскалярный компьютер 1977 года выпуска, он опередил американских родственников на десять лет. К сожалению, нам пока удалось достать от него только панель управления, как и от великолепного М-10, вон он, за ним. И…

– …все недостатки и виртуозность исполнения вместе создают особенный мир. Кроме того…

– …во многие компьютеры, можно сказать, вложена частичка наших родителей, потому что…

– …программы потенциально бессмертны, – задумчиво произнес Сярхей. Гул автопогрузчика, который вывез из склада транспортировочный ящик, прервал поток речи брата и сестры.

– Уфф, – выдохнул Швейцарец через нос, потому что губы он предусмотрительно не разжимал.

Все трое в молчании последовали за погрузчиком, Моршакины лучились от радости, будто перед ними со скоростью пешехода едут сани Деда Мороза. В крыле, где располагалась мастерская, маленькая процессия остановилась. Водитель погрузчика бережно опустил ящик, вышел из кабины и хотел уже пустить в ход лом, но Сярхей остановил его:

– Не надо, Ихар, я сам.

Спустя некоторое время брат и сестра извлекли из выложенного древесной стружкой ящика лакированный куб в бело-голубую полоску.

– Это то, о чем я думаю? – спросила Палина.

– Да, это она, – ухмыльнулся Швейцарец.

– Как вы ее раздобыли? Через столько лет? – воскликнул Сярхей. Прежде чем Швейцарец успел сказать хоть слово, он признался, мол, они с Палиной уже боялись, что попались на удочку распространявшихся с начала спутниковой эры многочисленных слухов о секретных советских проектах.

– Имя им легион, и если хоть половина правда… – начала было Палина, но Сярхей вдруг указал на барашковые гайки, которые скрепляли металлический корпус:

– Смотри-ка, Палинка, а это не такие же гайки, как на нашем детском велосипеде?

Палина взглянула. И оцепенела. То ли между ними проскочила искра, то ли они просто думали с одинаковой скоростью:

– Но где программные перфокарты? – воскликнули они хором.

– В машине был только этот ящик, – сказал Ихар.

– Без перфокарт от нее нет толку, – набросился Сярхей на Швейцарца.

– Без паники, они в надежном месте, – передал тот слова клиента и вытащил из внутреннего кармана пиджака одну желтую перфокарту:

– Можете рассматривать это как аванс.

– Аванс за что?

– Клиенты хотят, чтобы взамен вы выполнили небольшое задание, – пояснил Швейцарец. – Прежде всего хочу вас заверить, что ваша работа всегда вызывала восхищение. Но в данном случае требуется нечто менее разрушительное. Минимально инвазивная операция, так сказать, долгосрочная деловая перспектива.

– А если мы предпочтем отказаться?

– ГЛМ, разумеется, останется у вас. Подарок есть подарок, как говорится.

Правда и вымысел

Каменка, 1821–1823 годы

Поначалу Сорокин никак не мог в это поверить, но его сотрапезник и в самом деле насмехался над кроткими, слегка косящими глазами Татьяны. Сорокин швырнул салфетку в лицо отвратительному мерзавцу:

– Буду ждать вас через час после рассвета в Холодной балке!

Пушкин сердобольно поднял брови:

– Вы носите имя моего почившего дедули, но это не спасет вас от пули.

– Ah, la bonne blague[38], – бросил Сорокин. – Вы не успеете стать в позитуру, как я продырявлю вашу фигуру.

Встреча была неотвратима, неприятные детали предстояло обсудить секундантам. Сорокин настаивал на жесточайших условиях, ведь Татьяна похитила не только его сердце, но и разум. В кузине он нашел не только музу и родственную душу, но и бабенку, при виде которой у него, как выражался его кучер, кнут сразу подскакивал. Только по этой причине Сорокин носил широкие набрюшники, которые к тому же очень туго затягивал, из-за чего временами без чувств опускался на пол или налетал на комод – настоящий поэт, судачила губерния, а губерния, как известно, никогда не ошибается. Однако легкомысленная служанка, которая в дни купания подливала поэту теплую воду в ванну, вынуждена была вскоре покинуть усадьбу Сорокина. Благодаря этой досадной неприятности он хотя бы не исчезнет бесследно с лица земли, если произойдет худшее. Его малодушный секундант придерживался мнения, что Лев Александрыч затеял ссору не с тем человеком: дескать, молодой Пушкин, который всюду возит с собой железный прут для тренировки руки, аккуратно продырявит ему лоб.

У Татьяны такой уверенности не было. Когда Сорокин, прощаясь, открыл девушке, на какой отчаянный рыцарский поступок он решился, та разрыдалась. Поначалу Сорокин отказывался верить, но выяснилось, что Татьяна боится за жизнь этого чернокудрого мерзавца. И ее глаза, ах, теперь они казались ему совсем иными. Сорокин вдруг почувствовал себя несчастным. Едва занялась заря, он выехал из усадьбы, размышляя о разных вещах. Проезжая через лесок, он набрал в шапку голубики, чтобы в последний раз позавтракать на краю балки. Но там уже стоял его противник и дрожащей рукой целился в стволы деревьев. Заслышав треск ветки, негодяй вздрогнул, и металлический прут мгновенно исчез в кармане сюртука. Сорокин назвался и протянул бледному противнику шапку с ягодами. Пушкин поблагодарил. Оба сошлись на том, что ягоды невероятно вкусны. Вскоре после прибытия секундантов они уладили неприятное дело, пожав друг другу руки. Секундант Пушкина, разряжая пистолет, попал в летевшего тетерева. Поэты оплакали подбитую птицу, пролив слезы, предназначавшиеся для кого-то из них двоих. Они подсолили дичь, зажарили и съели. Подкрепившись, воздали должное вкуснейшему из тетеревов, сложив стихи, которые на обратном пути переделали в сонет.

Их первое общее стихотворение под псевдонимом Тетеревкин было напечатано в Черкасском альманахе. Татьяна через год вышла замуж за барона Кондратюка, который в мгновение ока испортил ее фигуру. А Сорокин, освободившись от тугих набрюшников, больше не опускался на пол без чувств и прослыл в губернии заматеревшим помещиком.

Система С

Кавказские Минеральные Воды, 1963 год

В итоге снова победил разум. А с ним и мир. Следовательно, и миролюбивые народы Советского Союза – это уравнение продолжало работать. Кеннеди оставалось разве что вытряхнуть ежа из подштанников (и лишь несущественно замедлить неизбежный развал империалистического монокапитализма). Если коротко, после завершения Карибского кризиса снова вырос интерес к долгосрочным инвестициям. Члены Межповэффа принялись систематизировать сведения, накопленные в результате обхода сотен предприятий. Вскоре потребовалось рассмотреть пути решения и преобразовать полученные данные в миллионные суммы и человеко-часы. Комиссов сосредоточился на разработке предложений для предварительных финансовых отчетов, которые предстояло обсудить с будущими получателями. Снова зашла речь о «преодолении равнины». Через несколько недель Комиссов даже планировал рассчитать коэффициент эффективности работы комиссии на новой математической машине.

Дмитрию выпал лучший жребий: он опять паковал чемодан. Председатель заявил, что Соваков все равно не создан для серьезной бумажной работы. Так как Дмитрий зарекомендовал себя на внешних заданиях, Межповэфф направил его помогать нескольким фабрикам при подготовке пилотных проектов.