Рубиновый рассвет. Том I - Евгений Неволин

— Молчи, выродок, — прошипел юнец-инквизитор, его лицо исказилось от ярости. Он сделал шаг вперёд, но старший брат грубо оттянул его назад за капюшон.

— О, извините, ваше святейшество, — Гилен притворно склонил голову, изображая поклон перед архиепископом. — Я же забыл, что у вас тут строгий дресс-код — никаких разговоров с пленниками. Только мрачные взгляды, торжественные процессии и... — Он прищурился, — ...этот восхитительный аромат страха, что витает вокруг. Вы его чувствуете? Или вам, смертным, нужно специальное заклинание, чтобы унюхать собственный ужас?

Бернан фыркнул, его толстые пальцы сжались вокруг рукояти меча:

— Скоро он заткнётся. Надолго. — Его голос звучал как обещание, тяжёлое и неумолимое, как гильотина.

— Обещаете? — Гилен поднял бровь, его тон стал сладким, почти томным. — Ну тогда я, пожалуй, наслажусь последними минутами свободы слова. — Он откинулся назад, будто устраиваясь поудобнее. — Знаете, мне всегда нравилось, как вы, инквизиторы, любите свои ритуалы. Все эти круги, свечи, заклинания... Такое внимание к деталям! — Он щёлкнул языком. — Жаль только, что ни один из ваших ритуалов не ответит на главный вопрос.

Он замолчал, наслаждаясь моментом, наблюдая, как даже Сайлос невольно повернул голову, ожидая продолжения.

— А именно — кто на самом деле в клетке?

Тишина повисла в воздухе, тяжелее дыма. Даже Бернан замедлил шаг, а Луиза резко подняла голову, её глаза расширились на мгновение, прежде чем она снова натянула капюшон, пряча лицо.

Гилен улыбнулся, довольный эффектом, и закрыл глаза, словто собираясь вздремнуть.

"Да, это было удачно".

Гилен медленно достал свои черные очки – изящные, с тонкими дужками, будто сплетенными из теней. Его пальцы скользнули по оправе с неестественной грацией, прежде чем стекла холодно блеснули в свете магических символов, отражая рунические знаки искаженными бликами.

Его взгляд, теперь скрытый за темными линзами, скользнул по молодому инквизитору. Энтони невольно замер, почувствовав, как по спине пробежали мурашки – будто кто-то провел ледяным пальцем по позвонкам.

— Энтони, да? — произнес Гилен, растягивая слова, словно карамель. Его губы искривились в полуулыбке.

— Если хочешь узнать настоящие ответы... подойди поближе. Я не кусаюсь...

Бернан тут же грубо перебил, его бас прорвался, как обвал камней:

— Не слушай его, пацан! — Он шагнул между Энтони и клеткой, его массивная фигура закрыла юношу, как щит. — Твари Тьмы говорят сладко, но в их словах – только яд. Они оборачивают правду в шелка, чтобы ты проглотил её, не заметив лезвия.

Гилен приложил руку к груди, изображая возмущение. Его пальцы растопырились в преувеличенном жесте, будто он играл роль оскорблённой дамы в плохой пьесе:

— Я? Лгать? Ни-ког-да!

Он покачал головой, затем внезапно замер, будто задумался:

— Ну... почти никогда.

Его голос стал тише, интимнее:

— Но только потому, что правда куда опаснее. Ложь разоблачают, а вот правда... Она может сломать человека куда сильнее. Разрушить его веру. Его мир. Его... душу.

Энтони сжал кулаки, его ногти впились в ладони. Он знал, что не должен слушать, но любопытство грызло его изнутри, как голодный зверь.

— Бернан... — он прокашлялся, голос дрогнул. — А как... как можно врать с помощью правды?

Бернан хрипло рассмеялся, звук был похож на скрежет камней.

— Очень просто, мальчик. — Он повернулся, его глаза, узкие, как щели, сверлили Энтони. — Правду смешивают с ложью – как вино с ядом. И тогда она становится убедительной. Но суть от этого не меняется: всё это – отрава. Особенно... — он бросил взгляд на Гилена, — ...когда её льют такие, как он.

Гилен склонил голову, будто аплодируя. Его пальцы постукивали по колену в медленном ритме.

— Браво, Бернан! — его голос звенел фальшивой восторженностью. — Ты почти понял, как работает мир. Жаль, что почти – не считается. — Он наклонился вперед, очки сверкнули. — Но знаешь, что самое смешное? Даже сейчас, предупреждая его... ты играешь по моим правилам.

Бернан замер. Луиза резко подняла голову. А Энтони почувствовал, как холодный пот стекает по спине. Гилен откинулся назад, удовлетворённый.

«О, да… Это будет интересно»

Гилен лениво потянулся в своей световой клетке, его движения были нарочито медленными, словно он разминался перед долгой беседой. Прутья клетки вспыхнули ярче при его прикосновении, но он лишь зевнул и вдруг произнёс тоном, каким обычно обсуждают погоду:

— Вот, кстати...

Его голос прозвучал так непринуждённо, что несколько инквизиторов невольно повернули головы, будто их дёрнули за невидимые нити. Даже Бернан замедлил шаг, почуяв подвох.

— Ваши бездари, должно быть, очень торопились, когда создавали эту клетку. — Он щёлкнул языком, как учитель, разочарованный учеником. — Тут очевидная ошибка в синтаксисе — видите, третий символ слева? Он должен быть зеркальным. И ещё... — он ткнул пальцем в прутья, не обращая внимания на то, как кожа на кончиках пальцев обугливается, — здесь явный перерасход энергии. Зачем вкладывать столько силы в удержание, если можно просто переписать условия содержания? Ну и, конечно...

Он повернулся и указал на строки кода, висящие в воздухе:

— Здесь пропущен параметр временного ограничения. Без него любой, кто знает базовые принципы магической... как это у вас... вязи, может... — Он сделал многозначительную паузу. — Ну, вы поняли.

Его слова были прерваны взрывом ярости.

— МОЛЧИ, ТВАРЬ! — зарычал один из старших инквизиторов, его лицо покраснело так, что стало похоже на перезревший помидор. Вены на шее набухли, будто вот-вот лопнут. — Грандмагистр Ордена лично благословил этот артефакт! Ты смеешь осквернять его мудрость?!

Другие подхватили, их голоса слились в гневный хор:

— Он насмехается над священными знаниями!— Заткните ему пасть расплавленным свинцом!— Пусть язык его прилипнет к нёбу!

Гилен расхохотался — громко, искренне, будто услышал лучшую шутку в своей жизни. Его смех звенел, как бьющееся стекло, и эхом отражался от каменных стен.

— Ох, простите, простите... — он вытер несуществующую слезу, всё ещё давясь от смеха. — Просто... «лично благословил»... Ха! Ладно, ладно, не буду мешать вашему... торжественному шествию.

И затем, к всеобщему недоумению, спокойно скрестил ноги, приняв позу для медитации. Его лицо мгновенно стало бесстрастным, будто предыдущие несколько десятков минут были всего лишь дурным сном.

Только лёгкая дрожь в уголках губ выдавала, что он всё ещё смеётся — но уже про себя.

«О, они даже не понимают, насколько правы…» — подумал он. «Это действительно священное знание. Просто не