Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

но безнал находился в их руках точно так же, как и в наших. Уже значительно позже, в середине 1992 года, мы сумели ввести в контролируемое русло и безналичные расчеты, а сначала республики довольно здорово повышали общий инфляционный потенциал тем, что эмитировали формально советские, а фактически уже российские рубли. Поэтому перед нами стояла задача как можно скорее вытолкнуть их на собственную валюту. Для республик эта мера была крайне болезненной, но для России – единственной возможностью закрыть тот самый инфляционный кран, о котором я уже говорил.

Здесь, конечно, имело значение, кого в первую очередь нужно было выталкивать из рубля, а кого во вторую. Если эмиссия рублей со стороны Армении не так сильно подрывала реформаторские усилия нового российского правительства, то эмиссия со стороны Украины, Беларуси или Казахстана, с их большими масштабами экономики и денежного обращения, наносила России существенный урон.

Долгое время нам не удавалось расстаться в полной мере. Цель была достигнута только после отмены хождения советских рублей в России. В середине 1992 года мы перестали давать республикам наличность. Было принято также решение не пропускать безналичные платежи, превышающие величину остатка на корсчете центробанков республик в ЦБ России или в соответствующих коммерческих банках. Тем самым был разделен безналичный оборот и в итоге полностью разделены денежные системы бывших советских республик.

В результате нажима республик на Ельцина нам пришлось вначале перенести дату освобождения цен на 16 декабря, а потом отсрочить ее еще на полмесяца. Окончательный срок был определен как 2 января 1992 года. Сами же документы по либерализации цен, разумеется, были приняты раньше. Президентский указ «О мерах по либерализации цен» был подписан 3 декабря, а знаменитое 55-е постановление правительства, конкретизировавшее его, было выпущено 19 декабря 1991 года.

Последний месяц 1991 года был крайне тяжелым для всех. Страна мучилась, часами простаивая в очередях за самым необходимым: за молоком, мясом, хлебом. Люди метались по опустевшим магазинам в унизительных попытках как-то отоварить добытые в ЖЭКах талоны на масло, крупу, сахар, водку. Мы же судорожно, из последних сил старались мобилизовать хоть какие-то резервы, которые можно было выбросить на прилавки, чтобы хоть как-то успокоить задерганных тотальным дефицитом людей. Все было на пределе.

В общем, медлить с освобождением цен больше было некуда. В стране шел полный развал потребительского рынка, нарастал ажиотаж с закупками впрок. Не было реальной возможности пресечь накопление товаров работниками торговли, которые в подсобках, на складах и базах утаивали все что можно, рассчитывая в сложившейся ситуации нагреть руки. Кое-как, конечно, с ними боролись. С помощью торговых инспекций и всяких общественных комиссий некоторую часть припасаемых товаров удавалось вернуть на прилавок, но существенных изменений в ситуацию это не вносило. Да и особого смысла, если признаться честно, в этих усилиях мы не видели. Поскольку принципиальное решение об освобождении цен было принято, а развал потребительского рынка стал уже реальностью, такое накопление товаров позволяло надеяться на то, что после либерализации цен оно хотя бы в некоторой мере сдержит их рост.

Страна учится жить со свободными ценами

Либерализация цен, как я уже сказал, являлась далеко не единственным важным решением в рамках экономической реформы, принятым в те недели. Но это был наиболее болезненный в социальном отношении и потому наиболее ответственный шаг. Отрицательные и положительные последствия других решений не могли проявиться быстро: в течение нескольких недель и даже дней. Что касается освобождения цен, то здесь первый эффект наступал почти мгновенно. Поэтому все мы очень нервничали перед 2 января и, честно говоря, побаивались этого дня. Расчеты расчетами, а все же нас волновало, каким будет в действительности рост цен, каковы будут социальные последствия.

Для оперативного мониторинга состояния рынка и настроений масс накануне постановлением правительства была создана под моим председательством специальная Межведомственная комиссия по оперативному контролю ситуации, о которой я уже упоминал. Мне в подчинение были даны руководящие работники практически всех ведомств, обладавших той или иной необходимой нам информацией, начиная от Госкомстата и кончая МВД и Агентством федеральной безопасности. Мы задействовали такие дополнительные источники информации, как ТАСС и закрытая система правительственной связи и информации (система КОНТУР), которая оперативно собирала сведения практически со всех крупных предприятий страны. На нашу комиссию работала даже контрразведка.

Накануне освобождения цен страна как бы замерла в ожидании перед пугающей всех неизвестностью. А в магазинах, на торговых базах и складах весь день 2 января шла переоценка имеющихся товарных запасов. Переоценивались не только запасы торговли, но и запасы сырья, готовой продукции и полуфабрикатов на предприятиях, переоценивались товары, находившиеся в пути. По результатам этой переоценки на предприятиях Минфин тогда принял решение изъять половину прироста стоимости запасов в пользу бюджета, поскольку данные материалы были закуплены ими еще по старым ценам. Вторую половину оставили предприятиям на пополнение их оборотных средств. На мой взгляд, это была ошибка Василия Барчука. Надо было все им оставить. Все равно это изъятие проходило потом с большим трудом. В итоге на это дело махнули рукой и оставшиеся недоимки предприятиям простили. Тогда, правда, было собрано, если мне не изменяет память, пять миллиардов рублей, что по ситуации на январь 1992 года тоже было немалой суммой. Но предприятия в результате лишились части оборотных средств, которые были им очень нужны в условиях резко подскочивших издержек производства.

И если вспомнить о разразившемся впоследствии кризисе неплатежей, то одна из его причин лежала в этой ошибке Минфина. Она, конечно, не была единственным фактором. Главной причиной кризиса неплатежей стала структурная несбалансированность экономики, наличие огромного количества неконкурентоспособных в рыночных условиях производств и низкая эффективность банковской системы, которая чисто технически задерживала платежи. Я не говорю сейчас о злоупотреблениях, которые тоже имели место, а лишь обращаю внимание на техническую неподготовленность банковской системы к переходу к рынку.

Это стало для правительства крайне неприятным сюрпризом. Команда Матюхина оказалась недостаточно профессиональной для того, чтобы обеспечить сугубо технические вещи: нормальную скорость расчетов между партнерами. А при высокой инфляции крайне важно, получаете ли вы деньги день в день или через три недели, а то и через месяцы. Во втором случае это уже совсем другие деньги, невероятно «похудевшие» в смысле своей покупательной способности. В результате у предприятия сразу возникает колоссальный дефицит оборотных средств. И если бы те «лишние» суммы от переоценки остались тогда предприятиям, они смогли бы сыграть роль финансового демпфера, что наверняка помогло бы предприятиям какое-то время продержаться на собственных финансовых запасах. Весь процесс прошел бы менее болезненно. Я помню, как мы тогда дискутировали на эту тему с Василием Барчуком. Я пытался его переубедить, но – увы! Он