Посвященная. Как я стала ведьмой - Аманда Йейтс Гарсиа

обедов, хорошее зимнее пальто и новую книгу, я останусь без денег. Поскольку я не голландка, мне доступно не так уж много вариантов работы. Меня не интересовала работа на секс-индустрию Амстердама. Женщины квартала Красных фонарей расхаживали в крошечных стеклянных кубиках с дикими глазами, с отчаявшимся сердцем; они строили рожи и скалили зубы мужчинам, зависавшим возле их окон, словно хищные мотыльки. Проходя мимо, я поняла, что меня отделял от этих женщин только тонкий слой стекла (и мой американский паспорт – большинство из них прибыло из бывшего Советского Союза или из стран третьего мира). География – это судьба.

Другая работа, возможная для иностранцев, была в таких местах, которые голландцы эвфемистически величали «кофешопами». Кофе, который они продавали там, был разбавленным водой «Нескафе». Чем они действительно торговали, так это гашишем и марихуаной. Так как травка в Нидерландах легализована с 1970-х годов, местным жителям она по большей части наскучила. Немногих из них подобная работа интересовала, поэтому работали там в основном иностранцы.

Большая часть кофешопов в Амстердаме находилась в квартале «красных фонарей», рядом с проститутками, секс-шопами и музеями пыток, выставлявшими средневековые орудия: «железные девы» и тиски для пальцев. Род занятий этого района резко контрастировал с живописными каналами, арочными мостами и плавучими домиками, радостно подчеркивавшими линии улиц. Войдя в район «красных фонарей» с Дамрака, главной и наиболее оживленной улицы Амстердама, идущей прямо от Центрального вокзала, я уверенно начала свой путь к трудоустройству. Мой план заключался в том, чтобы начать с первого же кофешопа и пройти вдоль всей улицы, пока я не найду работу. Я заходила в магазины, один за другим, в каждом играли транс или техно, а в зеленом неоновом свете на стенах висели фрески инопланетян, у них были глаза, как у жуков, и они курили косяки. Я прошла магазин за магазином безуспешно, в итоге начав опасаться, что мое везение в хостеле было лишь случайностью.

По мере того, как я двигалась на восток и приближалась к дальнему концу улицы «красных фонарей», количество магазинов уменьшалось, так же как и мой боевой дух. У меня замерзли пальцы на ногах, я была в викторианских ботинках на шнуровке и тонких хлопковых носках. Впереди оставался последний магазинчик в этом районе. Моя семьдесят первая попытка устроиться на работу в этот день.

Место называлось Ауде Керк, Старая Церковь[79], названное так в честь улицы, на которой оно располагалось, улице Ауде Керк, но все постоянные клиенты называли его Раста-Бэби – по названию аналогичного магазинчика внизу у порта. В отличие от прочих таких лавок, в которых я побывала за этот день, с техно или The Grateful Dead[80], эта была растафарианской. Басы музыки регги подталкивали керамические чайные чашки к краям столиков, на стене в глубине зала был портрет дерзко выглядевшего «принца» Эммануэля, официального пророка растафариан: руки сложены, голова склонилась набок. Он взирал с отвращением на одуревших от наркотиков туристов, съежившихся на своих сиденьях, которые хихикали над чем-то, словно перебрасываясь шуточками друг с другом.

Орландо, владелец кофешопа на Ауде Керк, был суринамцем. Он разговаривал медленно, с придыханием, выражавшим одновременно и терпение, и изумление, словно все было придуманной им шуткой, которой он делился с тем, с кем беседовал. Он держал зал с азартными играми наверху и предпочитал оставлять девушек, работавших в баре, самих по себе. Хотя и опасно для девушек, бизнесу это помогало. Как только я зашла внутрь, он предложил мне работу. После того, как я обивала пороги весь день, наконец-то получив работу, я подумала: «Мы сами создаем свою удачу».

За исключением девушек, работавших в баре, клиентура состояла преимущественно из мужчин. С самого начала я стояла за стойкой молчаливо и недружелюбно, постоянно на страже, против тех, кто мог бы воспользоваться своим преимуществом и моей слабостью, охраняя деньги и травку в зале, полном пьяных мужчин. Половина клиентов были европейскими, американскими или австралийскими туристами; они заказывали самую сильную траву, которая только имелась в наличии, а затем быстро отключались, уронив голову на стол. Вторую половину представляли иммигранты из бывшей колонии Голландии в Суринаме. Они переехали сюда в поисках лучшей жизни, но оказались в итоге на холодных, жестоких улицах «квартала красных фонарей», продавая наркотики. Суринамцы всегда брали самую слабую травку, tinq Colombian, а затем зависали, болтая друг с другом часами. К марихуане они относились светски, в отличие от туристов, искавших способ сбежать от реальности. Мариелла, итальянская девушка, которая выглядела как остолбеневший опоссум, работала в дневную смену. Недоверчивая и лукавая, в первый день моей работы она предупредила меня, что клиенты попытаются меня обокрасть и уменьшить мои заработки. «Ты должна следить за ними каждую секунду и быть с ними жесткой, или они воспользуются своим преимуществом, – сказала она кисло. – Они будут пытаться употреблять героин в туалете, превратят магазинчик в притон». И в действительности, в первую же неделю я поймала одного из клиентов, собиравшегося употребить дозу героина в туалете, что было строго запрещено владельцем заведения. Но, когда я попыталась заставить его уйти, он зарычал и встал, возвышаясь надо мной сантиметров на тридцать, протестуя и угрожая, в то время как остальные клиенты сидели молча, скручивая свои косяки.

Поначалу, следуя инструкциям Мариеллы, я ворчала на суринамцев. Они командовали мне: «Женщина! Принеси мне мой чай». Я отвечала: «Меня зовут не женщина!» Когда я попыталась поставить свою кассету с The Cure вместо регги, которое постоянно играло на повторе, они развопились: «Женщина! Это не музыка!» Потом они шутили и делали ставки, поставлю я или нет Боба Марли, потому что это единственная музыка регги, которую белые знали или могли понять. Зачастую они оказывались правы, я была готова поставить Боба Марли. Сейчас мне хочется вернуться назад и начать трясти себя за плечи. Это же их времяпровождение, почему я считала, что должна командовать музыкой? Это был растафарианский кофе-шоп.

Лайон, двадцатитрехлетний парень с Ямайки с дредами до пояса, всегда носивший вязаный берет цветов ямайского флага, сидел у бара и рисовал скетчи. В качестве работы он набрасывал карикатуры на туристов на улице Дамрак, но во время перерывов он приходил в Ауде Керк и иногда рисовал мои портреты, говоря, чтобы я не переживала о том, что говорят остальные. «Боб Марли был популярен не просто так», – улыбался он мне сонной улыбкой.

Спустя некоторое время я поняла, что слишком утомительно все время находиться настороже. Я была слишком холодной. Я начала ласковее относиться к клиентам, особенно к суринамским. Мы стали коллективно выбирать музыку, и я прекратила следить за ними, когда они занимались своим