Мой любимый шотландец - Эви Данмор

Он моргнул.

– Уверяю вас, речь идет о весьма значительной сумме.

Хэтти стало трудно дышать.

– Осуждать вас я не могу – вы всего лишь приняли предложение моего отца, – неуверенно проговорила она. – Однако я должна знать, создали вы благоприятную для этого ситуацию или нет.

С Люциана мигом слетело безразличие. Он буквально застыл.

– Извольте объясниться.

– Тот поцелуй, – напомнила Хэтти, – поцелуй в зале с двусторонними зеркалами перед наблюдающей за нами толпой – явно не случайность!

Мистер Мэтьюс тоже наверняка знает. Не будь она столь прелестна, столь наивна, столь перепугана, сообразила бы прямо в галерее.

– Разве я вас принуждал? – с каменным лицом поинтересовался Люциан.

– Нет, отнюдь! – с горечью воскликнула Хэтти.

– И против воли тоже вроде бы не удерживал.

– Всему виной моя глупость!

– Следовательно…

– Ах, перестаньте! – Она схватила его за руку. – В кои-то веки не мучайте меня и скажите правду: вы все нарочно подстроили? Если не подтвердите мои подозрения, я буду вечно гадать, не почудилось ли мне, и в конце концов сойду с ума!

Он посмотрел на побелевшую руку, вцепившуюся в его рукав, и задумался. На щеке дернулся мускул. Наконец Люциан решился взглянуть девушке в глаза.

– Я все подстроил, – признался он. – А потом воспользовался подвернувшейся возможностью.

Комната закружилась вокруг Хэтти в вихре красок.

– С чего вы взяли, что я вас поцелую? – с трудом выдавила она. – Причем в нужный момент – с толпой зрителей по ту сторону зеркал?

– Ни с чего, – ответил он, теряя терпение. – Я всего лишь надеялся, что нас заметят вместе, а со временем я смогу развить успех. Поцелуй только ускорил процесс.

– Вам следовало уклониться, – слабым голосом произнесла она, – как порядочному человеку.

– Зачем, если я добивался вашей руки?

– Ясно. – Собственный голос раздавался издалека и казался чужим. – Полагаю, наш союз – всего лишь шаг наверх по социальной лестнице.

Люциан посмотрел на нее сердито, отцепил впившиеся в руку пальцы и направился к выходу.

– Куда вы собрались? – Хэтти подбоченилась и едва не завопила, как сварливая жена.

Люциан оглянулся.

– Вы узнали все, что хотели.

– Почему я? – вскричала Хэтти. – Вы мне жизнь сломали!

– Просто потому, – пояснил он, – что вы сами себя предлагали, причем неоднократно.

Хэтти словно ударили в солнечное сплетение. Она пыталась вдохнуть и не могла. Она тщетно прижала руки к животу. В таком же смятении она была, когда упала с лошади и лежала на земле, слепо уставившись в небо и тщетно хватая воздух ртом. Блэкстоун расставил ловушку вовсе не по безумному зову сердца, нет. Его устроила бы любая доступная, ничего не подозревающая девушка ее положения, которая достаточно глупа, чтобы встретиться на его пути… Наконец ей удалось сделать вдох.

– Я хочу аннулировать наш брак! – выпалила она.

Эти слова будто ударили его между лопаток, и он резко остановился. Когда Блэкстоун обернулся, на лице его ясно читалось: брачный союз еще не скреплен, значит, она может покинуть его без особых осложнений. Он помрачнел, и на глаза Хэтти навернулись слезы. Она вдруг вспомнила про огромную кровать на заднем плане и попятилась на подгибающихся ногах.

– Если вы нападете, я закричу!

Он шагнул было к ней, потом передумал.

– Нападу, значит, – мягко усмехнулся он. – Ну да, чего же еще от меня ждать? – Голос Люциана стал настолько холоден, что мог бы заморозить целое море. – Я не насилую женщин, Хэрриет. – Он посмотрел на нее с таким презрением, что она ощутила его физически. – Предлагаю вот что: мы не станем скреплять наш союз, пока ты сама ко мне не придешь и не выразишь свое желание столь недвусмысленно, что даже тупая скотина вроде меня не ошибется.

И он удалился, хлопнув дверью.

В ушах Хэтти раздался пронзительный звон. Она отрешенно подумала, что надо бы упасть на кровать и разрыдаться, но не двинулась с места. Он признался. Это подтвердило ее роль глупой пешки и принесло хрупкое спокойствие, которое позволило ей поразмыслить. Она подошла к туалетному столику и открыла подаренную мужем шкатулку. Браслет в два пальца шириной, сплетенный из четырех золотых цепочек с жемчужинами и драгоценными камнями. Изящный и в то же время экстравагантный. Тусклый свет не мог приглушить насыщенной синевы сапфиров и сияния рубинов. В солнечных лучах браслет наверняка красиво сверкал бы на запястье, удачно подчеркивая цвет кожи и волос Хэтти. Еще пять минут назад у девушки заныло бы сердце при мысли о том, чего она лишается. Теперь же она увидела возможность. Хэтти никогда не задумывалась о цене вещей и все же понимала, что держит в руках небольшое состояние, а камешки и жемчужины легко выковырять из оправы. Для женщин драгоценности – переносной банковский счет с незапамятных времен или, по крайней мере, с тех пор, как они лишились права владеть деньгами и настоящими счетами. Вот почему они принимают драгоценности в обмен на свое расположение или мирятся с грешками мужей за ожерелья, кольца и бриллиантовые булавки и терпят, когда их называют маленькими сороками за страсть к безделушкам. Во время путешествия на юг Франции эти безделушки сослужат ей хорошую службу.

* * *

Люциан мчался по коридорам, удаляясь от спальни жены все дальше. «Если вы на меня наброситесь, я закричу!» Ему хотелось ударить кулаком в стену. Он вовсе не рассчитывал, что она узнает, и теперь понял почему: выглядело все чертовски мерзко. Зародившаяся между ними приязнь исчезла без следа. Он обещал, что возьмет ее, лишь когда она сама попросит? Ждать придется лет сто, не меньше, а ведь главная цель этого брака – нарожать Гринфилду внуков… И тут Люциан увидел себя в большом зеркале напротив входной двери: злобный оскал, взлохмаченные черные волосы.

– Черт меня подери!

Первый официальный прием в казначействе, а он смахивает на дьявола.

– Мэтьюс! – проревел Люциан.

Голос эхом разнесся по коридорам, и вдруг откуда-то выскочил Мэтьюс.

– Что прикажете, сэр?

– Вели Николасу приготовить экипаж.

– Да, сэр.

– Скажи Карсону приглядывать за миссис Блэкстоун – если она покинет свои покои, ее следует сопровождать.

Брови Мэтьюса сдвинулись прежде, чем он успел придать лицу нейтральное выражение.

– Как пожелаете, сэр.

– И пусть ей принесут с кухни поднос.

За время поездки до Вестминстера он взял себя в руки. Джулиан Гринфилд ожидал Люциана в украшенной колоннами приемной в доме номер десять по Даунинг-стрит, скрывая обиду или смертельную ненависть к зятю за напускным весельем. Ему хватило наглости осведомиться о здоровье Хэрриет, словно это имело значение, и Люциан бодро соврал, что у нее все прекрасно. Обед прошел успешно: Гринфилд представил его премьер-министру Гладстону, который также оказался канцлером казначейства, и они