Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Вот тут я и вывел из-за палисада вверенные мне подразделения и построил лицом к флангу наступающей вражеской пехоты. Впереди встали на колено асигару-яри, за ними построились в шесть шеренг асигару-тэппо и позади заняли место асигару-сясю, чтобы стрелять по наклонной траектории. Первый наш залп ошеломил противника, заставил замереть. Такое впечатление, что слушали стрельбу из аркебуз впервые. Следующие залпы начали методично выкашивать врагов. Впрочем, результат нашей стрельбы я не видел из-за густого черного дыма, но мог о нем судить по тому, что наша пехота остановилась. Только когда увидел вражеских асигару, удирающих к реке, понял, что свое дело мы сделали.

— Прекратить огонь! — скомандовал я.

Самое интересное, что потери от нашей стрельбы были не такие уж и большие. Все-таки пехотинец не такая большая цель, как всадник. Как предполагаю, сработал эффект нового, малознакомого оружия, которое поражает с дистанции, что еще и обидно. Наша пехота сразу воспряла духом и понеслась за вражеской. Догнать не догнала, зато добралась до конницы и, наплевав на правила поединков, начала копьями сбивать с лошадей самураев, чужих и порой своих, которые увлеченно выясняли, кто в каждой паре круче. Представляю, как знатных буси возмутило такое неприличное поведение безродной голытьбы. Пока до них дошло, что правила войны изменились, около тысячи оказались на земле с дырками от копий в самых неприличных частях тела.

Увидев отступление рода Адзаи, драпанули и Асакура, которые до этого вполне успешно рубились с воинами Токугавы Иэясу. Дальше пошло типичное избиение удирающих. Разве что самураи, убив знатного врага, тут же прекращали погоню, чтобы отрезать у трупа голову и позже заботливо отмыть ее, расплести волосы и выставить на видном месте, чтобы похвастаться перед даймё и соратниками. Некрофилия, помноженная на честолюбие — главная черта нынешнего Нихона.

50

Разгром был ошеломительным. Только у Адзаи погибло более тысячи ста самураев. Восстановить такое количество быстро не получится. Да и кто захочет служить проигравшему, земли которого разорены⁈ Асакура отделались легче. Уцелевшие, добежав большими и малыми группами до своей провинции, опять осмелели, собрались в армию и принялись грабить наши провинции северо-восточнее Киото.

Мы в это время гоняли по провинции Сэтцу остатки рода Миёси и их союзников-сохэев, которые угрожали Сакаи, поставлявшему нам аркебузы. Отпугнув врагов от города, мы окружили прибежище воинственных монахов Исияма Хонган-дзи, расположенное на высоком острове в устье реки Ёдо. Как мне рассказали местные жители, монастырь молодой по местным меркам, основан всего семьдесят четыре года назад. Сделал это ненароком глава буддистской школы Дзёдо-синсю (Икко-икки), пацифист и добрейший человек по имени Рэннё, решив спрятаться от мирской суеты. В тишине и покое он переписывал религиозные тексты, чтобы стали доступны малограмотным людям. Через три года, когда он умер, вокруг маленькой пещеры уже было большое поселение из воинственных последователей Икко-икки, которые утверждали, что Будда примет всех, хороших и плохих, поэтому не надо бояться злых дел, любых преступлений, даже убийств, если они во благо секты, то есть были нихонским вариантом иезуитов. Поэтому, наверное, встречи европейских и местных коллег заканчивались печально для одной из сторон. Впрочем, истинные иезуиты всегда действовали чужими руками, свои не пачкали. Сохэи основательно укрепили остров и занялись «покровительством» малограмотных крестьян с прилегающих территорий. Брали меньше, чем самураи, поэтому народ потянулся к ним.

Флота у нас не было, если не считать рыбацкие лодки-корыта, и о полной блокаде не могло быть и речи. Осажденным по ночам подвозили продукты и подкрепление, которое прибывало постоянно. Нынешний лидер секты Кэннё объявил Оду Нобунагу врагом Будды. Фанатики со всей страны потянулись на защиту монастыря. Вопрос можно было решить ликвидацией лидера восстания, но синоби вдруг проявили слабину. Они не отказывались от заказа и почему-то никак не могли выполнить его. Это при том, что Кэннё не прятался в тэнсю или каком-нибудь труднодоступном месте, а постоянно разгуливал по острову, общался с членами секты. Всё-таки для бедноты, а синоби, несмотря на редкие солидные гонорары, богатыми трудно назвать, Икко-икки выглядели намного симпатичнее самураев, которых уничтожать — творить добро. Хотя не исключаю, что к Кэннё, действительно, трудно было подобраться, ведь его охраняло много бывших синоби, которые легко распознавали своих коллег. А нам помогали другие сохэи, из Нэгоро-дзи. Эти, как я понял, представляли синтоистский вариант буддизма. В Нихоне сейчас сект, как у дурачка фантиков.

Пока мы занимались изготовлением наплавного моста и собирали лодки по всему побережью, пришло известие, что Адзаи и Асакура решили еще раз попытать счастья, двинулись к Киото. Там им обещали помочь сохэи из монастыря Энряку-дзи, расположенного на горе Хиэй, которая защищала столицу с северо-востока. Видимо, решили помочь своим единоверцам из Хонган-дзи. Оде Нобунаге ничего не оставалось делать, как снять осаду и быстрым маршем проследовать в Киото.

Наша армия расположилась возле юго-западного склона горы Хиэй, вражеская — на противоположном. Между нами, почти на вершине, был монастырь. Атаковать никто не решался. Как догадываюсь, Ода Нобунага ждал, когда враги расслабятся, чтобы ударить внезапно по ставке и малыми силами решить исход войны. Там тоже были не лохи и делали все, чтобы такое не случилось. За нашей спиной была столица, в которой разместилась бо́льшая часть воинов, поэтому мы могли ждать очень долго. По докладам синоби, противнику, за исключением старших командиров, приходилось жить в шатрах и шалашах. Наступившая зима добавила им неприятных моментов, но не сломила.

Наверное, противостояние продлилось бы до лета или даже осени, но вмешался тэнно Огимати. Скорее всего, подтолкнул его к этому Ода Нобунага, которому невтерпёж было сидеть в столице без дела. Послы тэнно побывали в лагере Адзаи-Асакура, предложили заключить мир. Там повыпендривались немного и согласились, потому что, как не трудно догадаться, и самим надоело торчать на горе. Им пообещали, что Ода Нобунага не будет нападать на их владения, если не будут нападать на его. На этом и разошлись по домам.

Ода Нобунага подождал до начал июня, убедился, что враги добрались до своих провинций и занялись мирными делами, после чего приказал своей армии, не привлекая внимание, окружить гору Хиэй. Однажды утром воины со всех сторон, где была возможность, двинулись к вершине, уничтожая всё и всех на своем пути. Тех, кто пытался убежать по труднодоступным местам, поджидали внизу особые отряды. Я тоже принимал участие в карательной экспедиции, командовал шестьюстами асигару-тэппо. Так понимаю, нас позвали на всякий случай, если вдруг где-то будет организованное сопротивление. Мы шли позади асигару-яри и асигару-сясю, которые в свою очередь — за спешившимися самураями и сохэями из Нэгоро-дзи. Предпоследние прямо таки горели желанием расправиться с классовыми врагами, а последние — с конкурентами. Затрудняюсь сказать, кто был более жестоким: политологи утверждают, что борьба классов самая яростная, а биологи — что внутривидовая.

Я видел только результат их работы: трупы мужчин, женщин и детей, порой посеченные на куски. У монахов отрубали бритые головы и насаживали на колья, воткнутые в землю. Типа указателей, чтобы идущие следом не сбились с пути. Все строения, в том числе культовые, сжигались, и горький запах дыма и паленого мяса смешивался с острым запахом свежей крови. Убито было более трех тысяч человек, которые не смогли убежать или оказать организованное сопротивление. Сражались только небольшие отряды, с которыми расправлялись быстро и жестоко. Особую ноту этому изуверству придавало то, что раньше самураи уничтожали только сохэев, продавая в рабство женщин и детей, и не трогали храмы, кумирни, боясь прогневать богов, а в этот раз как бы доказывали, что выполняют приказ врага Будды, каковым Икко-икки назначили Оду Нобунагу. Мол, вы этого хотели — получайте.