Намбандзин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Пары приготовили оружие и по крику двух слуг, по одному от каждой стороны, выполнявших роль рефери, начали биться. Мой оппонент оказался очень резвым, умудрился первым нанести удар — полоснул лезвием катаны по кольчуге с левой стороны груди. Пластины японских доспехов крепятся кожаными или шелковыми шнурами, поэтому первым делом стараются разрезать их, чтобы появились бреши, через которые можно воткнуть клинок в тело. Верзила не учел, что у меня другой тип защиты, что стальные кольца не разрежешь. Я в свою очередь не стал мудрствовать лукаво и развалил ему бумажный шлем вместе с головой, после чего сделал два шага назад, чтобы заливаемое кровью тело, двигаясь по инерции, упало красиво передо мной. Видимо, для законов физики оно было слишком нестандартным, поэтому завалилось вбок и немного назад, помешав соседней паре, из-за чего мой соратник пропустил укол в лицо, оказавшийся роковым.

Убивший его самурай, низкий и широкоплечий, сразу двинул на меня. Катана была длинновата для его роста, но владел ей умело. Отработанным уколом в лицо попытался и меня завалить. Не учел мой нестандартный рост, угодив в кольчужное ожерелье. Я зашагнул за его правую руку и нанес два коротких, быстрых, секущих удар по правому плечу, разрубив кожаный пластинчатый доспех. Видимо, от боли самурай выронил катану, которая повисла на шелковом темляке. Осталось добить его, нанеся боковой удар под обрез шлема, а потом еще два, пока голова не повисла спереди на недорубленной шее, из которой выплёскивались фонтанчики алой крови. Я было подумал, что умрет самурай достойно — упадет на спину и голова не коснется земли, но он вульгарно пал ниц к моим ногам.

К тому времени остальные поединки уже закончились, к сожалению, не в нашу пользу. Остались два вражеских буси: один в богатом доспехе, скорее всего, железном, покрытом темно-фиолетовым лаком, и с личиной на шлеме в виде яркой, разноцветной морды мифического существа, помеси дракона с тигром, а второй попроще, весь в кожаном, но с металлическим забралом, защищающим нижнюю часть лица.

Богатый, даже не глянув на бедного соратника, встал первым на бой со мной.

Вот тут-то я и понтанулся, потому что достала меня уже нихонская чванливость:

— У меня нет времени и желания сражаться с вами по очереди, поэтому буду сразу с обоими.

— Так не положено, — твердо произнес богатый самурай.

— Мне плевать на ваши положения! Поодиночке вы слишком слабы! — нагло заявил я, доставая левой рукой кинжал из ножен.

Для самурая снести подобное оскорбление — потерять лицо раз и навсегда.

— Ты заплатишь жизнью за свои слова, намбандзин! — гневно пообещал он.

Как я и предполагал, буси в кожаном оказался более умелым фехтовальщиком. Если бы железный доспех был на нем, неизвестно, как бы закончился бой. Я выбил его первым, нанеся косой удар по правому плечевому суставу, разрубив и полоски кожи, и мясо, и, наверное, повредив кость. Самурай выпал из боя, чтобы взять катану в левую руку. За это время я принял удар его соратника на крепкую, нижнюю треть сабли, чего нихонцы стараются не делать, потому что катана тупится быстро, после чего прильнул к нему и резко просунул острие кинжала под разрисованную личину. Зашло лезвие глубоко. Из-за маски послышались сперва стон, потом хрип и следом бульканье захлебывающегося. Отринул я как раз вовремя, потому что второй противник попытался атаковать меня. Левой рукой он управлялся с оружием медленно и неточно.

Я легко выбил катану, которая кувыркнулась в воздухе и встряла в красноватую землю, еще не досохшую после вчерашнего дождя, после чего сказал:

— Можешь забрать своего коня.

Самурай смотрел на меня через щель между передним нижним краем кожаного шлема и верхним краем железного забрала и, казалось, не понимал моих слов.

— С ранеными не сражаюсь, а тебе придется начинать новую жизнь, невоенную, — пояснил я.

Он понурился, постоял неподвижно несколько секунд, после чего развернулся резко и, прикрывая кровоточащую рану левой рукой, пошел к своему жеребцу коровьей масти, которая в «моде» у бедных самураев. Слуга помог ему взобраться в седло, после чего медленно повел лошадь на поводу.

47

Бесцельное стояние, видимо, сильно подрывало моральный дух вражеского войска, поэтому вскоре после моего триумфа оно снялось рано утром и пошло на север. Я даже потешил свое тщеславие мыслью, что внес заметный вклад в его разложение, хотя все оказалось сложнее. Наши разведчики проследили за врагами и, вернувшись к ночи, доложили, что армия разделилась на две неравные части и пошла разными дорогами: большая на северо-восток, к столице провинции, а меньшая на север, чтобы, как предположили отцы-командиры, дробиться дальше и расползаться по своим замкам. К вечеру обе остановились и начали обустраиваться на ночь.

Меня пригласили на совещание, которые всегда проходили в шатре Токугавы Иэясу. Киносита Хидэёси считал себя круче, как полководец, но всегда оказывал почтение даймё. Всех приглашенных угостили зеленым чаем, к которому были пироги тогаси разной формы, приготовленные из пшеничной муки с добавлением размельченных бобов и сухих цветков лотоса и обжаренные на кунжутном масле, которые я в свое время часто ел в Китае, откуда, наверное, и позаимствованы, а кому-то — не буду показывать пальцем — подали большое блюдо сушеных каштанов. Собравшиеся решали, погнаться за отступающим врагом или остаться на месте? Токугава Иэясу был за первый вариант, соответственно Киносита Хидэёси за второй.

— А ты что думаешь? — обратился даймё, надеясь на поддержку, ко мне, потому что прекрасно знал, что остальные старшие командиры воздержутся, не желая портить отношения с обоими влиятельными людьми, а мне пофиг.

— Не делай то, что ждет враг, — процитировал я Сунь Цзы, трактат которого — настольная книга каждого порядочного самурая. — Преследовать их нет смысла. Победить малыми силами, как Ода Нобунага на Окэхадзамэ, у нас вряд ли получится, потому что все теперь готовы к такому нападению, не допустят его. Оставаться здесь, вдали от своих земель, тоже неразумно. Наша задача — задержать врага, а лучше это делать на границах своих провинций, где будет поддержка с тыла. Так что давайте отступим после восхода луны.

Поскольку каждый из полководцев хотел, чтобы было по его, но еще больше не хотел, чтобы было не по его, оба согласились. В итоге где-то после полуночи, с восходом полной луны, которая светила на удивление ярко, читать можно было, наша армия двинулась по дороге в сторону Киото. Шли неторопливо. Преодолеть нам надо было всего километров двенадцать. Там была долина, такая же удобная для обороны, как и та, которую покинули.

Я ехал на коне во главе асигару-тэппо, которые, готовые к бою, замыкали колону. Разведка доложили, что враг далеко, но береженого и бог бережет. Мне почему-то по ночам Япония нравится больше, что сейчас, что в будущем. Разница только в том, что в Средние века она, можно сказать, одноцветная, из пятидесяти оттенков серого, а в двадцать первом веке раскрасится рекламой, как дряхлая старуха косметикой. Впрочем, надо признать, что иногда световая реклама была интересна и даже, не побоюсь этого слова, красива.

Мы добрались до места в утренних сумерках, выставили дозоры и завалились спать. Бодрствовали только мои подчиненные, делали заграждения из заостренного бамбука, благо строительного материала здесь вдосталь. У каждого народа свой повод для счастья: у кого-то березки, у кого-то кедры, у кого-то пальмы, у кого-то тростник, а у японцев — бамбук.

Я тоже прилег покемарить, пока не жарко и не полил проливной дождь, что в июле здесь частое явление. Выспаться помешала тревога. Прискакал разведчик-синоби и доложил, что приближается вражеская армия. Потом примчался второй и уточнил, что с другой стороны идет еще одна колонна. Третий сообщил, что обе соединились километрах в пяти перед нами. Если бы мы остались на прежней позиции, враг оказался бы у нас в тылу. Поняв свою ошибку, они расположились на отдых в том месте, где встретились обе части, выставив несколько линий охраны.