Восхождение богов - Даша Игоревна Пар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Он прекрасен. Чем дольше смотрю, тем больше вижу утонченности в том, как он мимолетно хмурит брови, как подергивает кончиками губ, гася едва уловимую ухмылку. В том, как разметались волосы по белой подушке, забирая последние солнечные лучи и отражая их, одаривая меня радужными бликами, полными теплых ударов.
Его ладони – что нежнейший шелк, а тихое дыхание одаривает палитрой вересковых пустошей с примесью фиалок и полевых цветов. На ощупь он кажется прохладным, нежным и деликатным, эфемерным, даже сказочным. Как принц из детских фантазий, что уведет в страну бесконечного лета, полного сладких конфет и мороженого.
Принц моих грез.
Его внешность не имеет изъянов, никаких пятен или подделок. Настоящий до кончиков нежнейших локонов.
Когда я в детстве читала сказки, так изображали добрых героев. Никто не говорил, что зло не обязательно будет носить на себе отпечатки своей испорченности. Никто не предупреждал, что истинные злодеи выглядят именно так. Что они будут нежны и добры к тебе ровно до того момента, когда ты с ног до головы искупаешься в их медовой ловушке, не замечая, что погружаешься в нее с головой, как в зыбучие пески. А когда закричишь, понимая, что не можешь выбраться, на твои потуги будут смотреть с улыбкой и говорить: «Ты сама этого хотела. Чего возмущаешься?»
– Не боишься, что твои «дети» попортят мою шкурку? Я знаю, что они из себя представляют. Я видела их глазами Клэрии. Чувствовала на себе, что они пытались сделать с ней ради забавы. Особенно твоя последняя любимица – Мора. Как она, кстати, поживает? Все так же ненавидит эльфов за то, что они отобрали ее убийственную красоту?
Ктуул, будто мы – две старые подружки, подобрался ко мне ближе, заговорщически понизив голос до шепота:
– О, она невозможна! Тысячелетия в грезах не сгладили ее аппетиты, и она по-прежнему предпочитает питаться старыми душами. Вкуснее эльфов – только драконы. У нее столько идей отмщения накопилось. Грезы – отличный плацдарм для оттачивания своих мечтаний. Уверяю тебя, она нас еще удивит, – с воодушевлением говорит старый бог, вытягивая шею, почти касаясь меня своими губами. Его дыхание так близко и так волнительно пряно! От наслаждения меня уводит в сон. От удовольствия я облизываю губы, шепча:
– Я знаю, что ты делаешь. Знаю, что так ты разбудил сомнение в Карге, когда он был готов отказаться от тебя ради Клэрии. Знаю, что ты соблазнил ее на его глазах, разбудив в нем Девона, видевшего, как его возлюбленная спит с другим. Ты хочешь провернуть это и с нами. Хочешь вбить шипастый клин и считаешь меня слабой, раз решился действовать так примитивно. Думаешь, я не сыграю с тобой в эту игру? Думаешь, мне не хватит смелости вывести эти отношения на новый уровень? – и я тянусь в ответ, накрывая его губы своими. Внутри моего сердца обретается серебристая змея, распускающая кольца и выдыхающая в него сладкий аромат.
Он никогда не мог перед ним устоять. Интересно, догадается ли вечный, почему ускорился его пульс? Почему он не может разорвать поцелуй, которого не хотел и не ждал? Почему его руки обвивают мои плечи, притягивая меня к себе, будто тряпичную куколку из тончайшего льна и пуха? Поймет ли, что я разбудила в нем такие низменные чувства, о которых он и забыл за прошедшие тысячи тысяч лет?
Может, во мне и не осталось ариуса, но есть иная сила. И если мне хватит смелости, я переверну это игру и сыграю партию до конца. Сколько можно притворяться, что во мне этого нет?
Мои руки на бедрах Ктуула, его губы поверх моих, и в них прячется тонкая нить связи, что образовалась между нами в тот самый день, когда я отказала ему. Таким, как он, не отказывают. Никто не может устоять перед его предложением. И кажется, будто я все это время притворялась, будто обманывала саму себя, не рискуя нырнуть в океан.
В этот момент, когда объятия стали крепче, а ткани на наших телах – тоньше, думает ли вечный, что переиграл меня, и я теперь пойду за ним куда угодно?
Увлечься было так просто, так безудержно приятно. Как и ощущать его касания под платьем, оставляющие после себя тонкие паутинки из искр, бьющих, как нежные удары тока, вспарывая чувствительность, обнажая не тело – душу. Он уделяет внимание каждому оголенному отрезку моей кожи, искусно пробегаясь по выступающим венам, забираясь в ложбинку ключиц и нежную впадинку между грудей. Платье исчезло, как тысячи ночных бабочек, а боль, что прорвалась сквозь губы от неосторожного порыва, скрылась внутри от одного его движения между моих ног.
Чувствовала ли я себя особенной, вот так распаляясь под его руками, запрокидывая голову и выгибая грудь? Когда Ктуул, не сдержавшись, шептал нежно мое имя? Да. Всего толика нежности, доверия, изливающаяся из моего сердца, и он раскрывается надо мной, как узник темницы, впервые увидевший свет.
И я была готова дать больше, зайти еще дальше, но в этот миг все завершилось острейшей резью в каждой клеточке тела. Будто меня с пика блаженства бросают в раскаленную лаву тьмы. И все нити, что должны были вскрыть меня ярчайшим потоком наслаждения, обернулись ядовитыми ручьями, текущими под кожей. Я забилась, как мотылек, пойманный на иглу, не в силах даже кричать, такой судорогой свело шею. А в глазах расцвели кровавые звезды.
– Думала, я не учую фальшь? Не догадаюсь, что ты воздействуешь на меня, как предатель Шэ? – вкрадчиво тянет вечный, наклонившись и лизнув мою шею, разбивая боль на составные. Сквозь кровавую пелену я вижу холодную бездну ярости в его глазах.
Никто не любит быть в дураках.
– Никогда эта сила не сломит меня, не превратит в раба обладателя. Когда-то Шэ привлекал меня способностью дарить любовь, но талант оказался скучным. Оборотная сторона этого дара – бесконечная преданность и привязанность к этой слабости. Шэ – один из самых разочаровывающих моих детей. Хорошо, что Томар завершил его путь. Вечность – не для слабых сердцем.
– Ты отвергаешь любовь, потому что сам не способен испытать ее, – хрипло давлюсь словами, вжимая пальцы в простыни. На губах пузырится соленая
