Барышня ищет работу - Салма Кальк

и кусок мяса, Марфуша утром с рынка принесла. Я нагребла деревянным черпаком сахара в миску, по очереди вынесла миску на лестницу, потом закрыла дверь, подхватила свечу и свою длинную юбку, и в два захода поднялась — сначала со свечкой, наверху широко открыла дверь, чтоб свет снаружи падал, и только тогда уже затушила свечку и подняла наверх миску. И унесла её на кухню Марфуше, не забыв притворить дверь.

— Представляешь, я чуть было дверь не перепутала, — интересно, что скажет? — Только та, другая дверь не открылась.

— Какая дверь? — не поняла Марфуша.

— Да рядом там, ещё одна.

— Да нет там двери, заделали ж давно, уже пару лет как, ещё до последнего вояжа барыни в столицы, — не поняла та. — Там непорядок какой-то был, не то текло, когда с крыши по весне капало, не то ещё что, и вроде сказали — проще заделать, чтобы не было никакой двери, и чтоб припасы не портить сыростью.

Ещё интереснее. А почему я ту дверь увидела, и почему не смогла открыть? Странно.

Но я подумаю об этом после, а пока… есть ещё немного времени, можно почитать у себя. Потому что вечером выход в театр, а потом… то самое.

Мне даже театр сегодня был не слишком в радость, но я очень боялась, что Софья прочитает моё беспокойство на «раз». Поэтому я изо всех сил смотрела на сцену, но только смотрела… и не сразу поняла, что хозяйка меня спрашивает о чём-то.

— Что с вами, Ольга Дмитриевна? — усмехнулась она по обыкновению. — Неужели кто-то из вчерашних кавалеров в душу запал? Ну-ну.

В другой раз я бы принялась доказывать, что никто и никогда, но… это ж естественно, так? Что кавалеры в душу запали? Поэтому я вздохнула и глупо улыбнулась. И ничего не ответила. Но кажется, моего ответа и не ждали.

А после театра — ужин дома, и спокойной ночи. Я взяла с собой в комнату книгу — мне разрешалось читать при свечке. До полуночи ещё полчаса, если верить большим часам в гостиной. Ждать оставалось немного.

16. Мои магические странности

16. Мои магические странности

Когда часы в гостиной начали бить полночь, я вздрогнула. Извольте ли — зима, холод снаружи лютый, полночь, по дому ходить нельзя, дурочка Оля ждёт на беседу некроманта. Красота, не правда ли? Вот так.

Я нервно рассмеялась — тихо-тихо. Потому что, ну, и страшно, и странно, и руку тоже некому подать. Остаётся смеяться — тихонечко, чтобы, не дай все высшие силы, никто снаружи не расслышал.

И что вы думаете? С последним ударом часов воздух в моей комнатке всё равно что сгустился, и прямо посреди из ничего возник этот самый некромант. Наверное, у меня был такой взгляд, что он усмехнулся, змей подколодный. И принялся водить руками — что, заградительные мероприятия? И от того, что он вот так поводит руками, нас и вправду никто не услышит? Надо отдать ему должное, руками он водил красиво. И сами по себе его руки очень даже ничего, я ещё вчера на балу заметила.

А он красиво пошевелил красивыми пальцами, стряхнул их и уставился на меня. Я и забыла, что надо быть гостеприимной хозяйкой. Тьфу, как в студенчестве, на первом курсе, когда был момент, я со всеми своими рассорилась и некоторое время жила у бабушки Зины, маминой мамы. Та ложилась спать в девять, но я пару раз наглела и приводила знакомых парней, открыв тихонечко дверь. И вот там нужно было говорить тихо-тихо, и если целоваться, то тоже тихо-тихо, а ничего большего я тогда ни себе, ни парням не позволяла.

Но здесь, кажется, в программе вечера нет строчки «Целоваться». Ну и ладно.

— Добрый вечер, Ольга Дмитриевна, — гость оглядел мою комнатку.

Я опомнилась, закрыла некрасиво разинутый рот и подскочила с кровати, где лежала с книгой поверх покрывала.

— Располагайтесь, — кивнула ему на лавку.

— Вы можете не шептать. Нас не услышат, — он кивнул мне и сел на лавку.

— Простите, не могу поверить.

— Понимаю, — усмехается он. — Вы почему-то не знаете многого из того, что должны были бы знать, судя по… да по всему. И мне весьма любопытно — как так вышло.

— Как именно? — я опустилась на лавку рядом с ним.

— Давайте так — я расскажу, что надумал, а вы поправите, если я где-то ошибся в своих выводах.

— Давайте.

— Первое и главное — Софья Людвиговна и её ближняя дама Антония — маги-универсалы. А я — маг-некромант. Это настолько отличные разновидности магии, что практически друг для друга неодолимые. Я, скорее всего, не одолею защиту или преграду, если госпожа Серебрякова решит её передо мной создать. Но и она не одолеет меня. Понимаете, это — разное, очень разное. Поэтому не беспокойтесь о том, что будет, если нас услышат. Не услышат. Это первое. А второе состоит в том, что абсолютно все маги видят, когда им лгут. Просто видят, понимаете? Вы можете не верить, я по вашим глазам вижу, что вы не верите. Но — я вас предупредил. Мы можем быть друг другу полезными только в том случае, если будем откровенны друг с другом, если вы приметесь что-нибудь этакое выдумывать — я увижу. Дело ваше, конечно, но — сдаётся мне, что вам это всё нужнее, чем мне. С моей стороны — лишь только любопытство, а с вашей, как мне видится — что-то несколько более серьёзное.

— Для меня и вправду странно всё это слышать, поверьте, — кивнула я.

— И это возвращает нас к тому, откуда вы взялись в Егорьевском переулке. В одежде странного покроя, со странным ридикюлем в руках, и в том ридикюле был странный конверт с некими документами. Кстати, о документах. Если вы скажете — я их вам принесу, так же, как пришёл сейчас. Договорим, и я схожу за ними. Но вы уверены, что здесь их никто не найдёт и не полюбопытствует?

Я задумалась. О нет, я не была наивна или совсем уж глупа, и прекрасно понимала, что и Агафья может увидеть всё, что захочет, пока убирает комнату, и Антония может зайти, пока все мы где-то в гостиной