Капитан Немо - Жюль Верн

– Но не слишком ли это далеко?

– Пустяки! Всего каких-нибудь три мили от Гранитного дворца и притом по прекрасной проезжей дороге!..

– Ну что ж, хорошо, Пенкроф, поставьте «Бонавентур» в гавань Воздушного Шара, – сказал инженер, – хотя мне это совсем не нравится. Хотелось бы иметь корабль всегда на виду, а не ездить за ним за три мили. Надо будет, как только будет время, устроить для него маленький порт.

– Великолепно! – воскликнул Пенкроф. – Порт с маяком, молом и сухим доком! Вот хорошо бы было! С вами, мистер Сайрес, любое дело становится легким!

– Это, пожалуй, верно, мой милый Пенкроф, – ответил инженер, – но только при условии, если вы мне помогаете, потому что три четверти всех наших работ падает на вашу долю.

Герберт с Пенкрофом снова сели на «Бонавентур», подняли якорь, поставили паруса, и, подгоняемый попутным ветром, который дул с моря, корабль быстро помчался по заливу к мысу Когтя. Спустя два часа корабль уже стоял на якоре в спокойных водах гавани Воздушного Шара.

В первые дни пребывания незнакомца в Гранитном дворце его дикая натура немного изменилась. Появились ли проблески разума в его больном мозгу? Да, и так заметно, что Смиту и Спилету начинало казаться, что они ошиблись, и человек с острова Табор не был совершенно лишен рассудка.

Неизвестный, привыкший всегда быть на открытом воздухе и пользоваться безграничной свободой, сначала проявлял глухой гнев, не желая мириться с условиями жизни в Гранитном дворце. Колонисты даже боялись, как бы он в припадке ярости не вздумал прыгнуть из окна на берег. Но такое возбужденное состояние продолжалось недолго, и неизвестный постепенно успокоился настолько, что уже можно было предоставить ему полную свободу.

Поэтому колонисты имели все основания надеяться на успех. Незнакомец уже начал постепенно отвыкать от многих привычек своей дикой жизни, он не набрасывался на сырое мясо, ел приготовленную Набом пищу, вареное мясо теперь не вызывало у него отвращения и, по-видимому, даже нравилось ему. Вообще, это был уже не тот дикарь, которого надо было держать связанным.

Сайрес Смит, воспользовавшись минутой, когда незнакомец спал, подстриг бороду и волосы на голове, которые придавали ему такой дикий и свирепый вид. Затем он заставил его снять лохмотья и дал ему надеть полный костюм из имевшегося у колонистов запаса. После этого неизвестный принял человеческий облик, и даже выражение его глаз стало как будто мягче.

Сайрес Смит ежедневно проводил несколько часов в обществе неизвестного. В это время он всегда занимался каким-нибудь делом, надеясь, что та или другая работа привлечет внимание неизвестного и заинтересует его. Быть может, достаточно одной искры, чтобы пробудить его душу, одного воспоминания, которое бы промелькнуло в этом мозгу, чтобы вернуть ему разум. Один раз это уже было во время бури на палубе «Бонавентура».

При этом инженер всегда старался обращаться к незнакомцу громко, рассчитывая таким образом проникнуть в заснувший разум через органы слуха и органы зрения. Обычно к нему заходил кто-нибудь из товарищей, а иногда они собирались все вместе и вели оживленную беседу. Чаще всего они говорили о вещах, имеющих отношение к морскому делу, о жизни на море со всеми ее разнообразными приключениями, что, конечно, не могло не интересовать моряка. Сначала безразличный к разговору незнакомец постепенно начал прислушиваться к их словам, и по временам было видно, что он довольно внимательно следит за нитью беседы и если не все, то часть, наверное, понимает. Иногда его лицо принимало до такой степени грустное, страдальческое выражение, что даже самый поверхностный наблюдатель не мог бы не обратить на это внимания. Это доказывало, что он внутренне страдает, так как трудно было ожидать от него столь искусного притворства. Но до сих пор он не сказал еще ни слова, хотя губы его не раз шевелились, словно он хотел заговорить и вставить какое-то замечание или, может быть, что-то рассказать.

Может быть, его спокойствие было только кажущимся? Может быть, он грустит потому, что его против воли держат в заключении, в тесных для него стенах Гранитного дворца? Ответить на это, конечно, мог только сам неизвестный. Он видел одни и те же предметы, жил в ограниченном пространстве, в постоянном общении с колонистами, к которым в конце концов привык, получал в изобилии сытную, питательную пищу, был тепло одет и проводил ночи не на голой земле, а в теплой комнате, на хорошей постели, и, конечно, он должен был измениться. Но сознавал ли он, что ему, как человеку, присуще пользоваться всем этим, или же он, так сказать, привык, как привыкает дикое животное к своему хозяину? Вопрос этот очень интересовал Сайреса Смита, и он хотел быстрее получить на него ответ, но не хотел принуждать своего больного. Нужно было ждать, чтобы все разъяснилось само собой, и стараться завоевать незнакомца кротостью, избегая всего, что может его раздражить, обращаться с ним, как с больным… Но выздоровеет ли когда-нибудь этот больной?

Нужно было видеть, как внимательно наблюдал за ним инженер! Как он сторожил его душу, если можно так выразиться! Остальные колонисты с очевидным волнением и самым искренним участием следили за ходом лечения, предпринятого Сайресом Смитом. Они, конечно, помогали ему по мере сил в этом добром деле, и все, кроме скептика Пенкрофа, верили в скорое выздоровление больного.

Неизвестный теперь был уже совсем укрощен и сохранял полное спокойствие. К Сайресу Смиту, который был для него авторитетом, он испытывал нечто вроде привязанности. Инженер решил наконец для опыта перевести подопечного в другую среду – показать ему океан, который должен был пробудить в нем воспоминания о прежних временах, когда он еще был вполне нормальным человеком, окраину леса, где, по всей вероятности, он провел немало лет своей жизни!

– Послушайте, Сайрес! – заметил Гедеон Спилет. – А вы не боитесь, что он убежит, как только вы его выпустите?

– Проведем эксперимент, – ответил инженер.

– Отчего же не попытаться? – вмешался Пенкроф. – Как только этот парень выберется на свободу и вдохнет вольный воздух, он в ту же минуту удерет от вас со всех ног.

– Не думаю, – возразил Сайрес Смит.

– Во всяком случае попробовать не мешает, – сказал Спилет.

– Вот и попробуем, – ответил инженер.

Разговор этот происходил 30 октября, ровно через десять дней после того, как потерпевший крушение с острова Табор стал пленником в Гранитном дворце. День выдался отличный, и летнее солнце согревало своими лучами весь остров.

Сайрес Смит и Пенкроф вошли в комнату, отведенную для неизвестного. Он лежал у окна и смотрел на небо.