Письма, телеграммы, надписи 1927-1936 - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тема рассказа недостаточно разработана вами Фигуры «торфмейстера» и «Енашонка» вышли тусклыми, не так живы, как им следует быть На жалобы Енашонка «торфмейстер» должен был оказать больше и горячее. Мужиков, которые уговаривали «не жалеть государственных денег», ему следовало отчитать и пристыдить тоже горячее, с гневом против их тупости. Вообще рассказ требует большей яркости, ясности.
Вы, ребята, отложите его в сторону и забудьте о нем А вот попробуйте описать ваше путешествие в лодке от Кинешмы до Казани или от Ив. — Вознесенска до Солигалича. Старайтесь писать как можно проще, в бодром и веселом духе, захочется вам посмеяться над собой — посмейтесь Опишите наиболее характерные встречи, беседы, пейзажи. Пишите так, как будто пишете для хороших ваших друзей, которых вы еще не знаете, но — верите, что они должны быть.
Рукопись пошлите по адресу. Ленинград, «Ленотгиз». Редакция журнала «Литературная учеба».
Привет, путешественники!
976
П. X. МАКСИМОВУ
8 февраля 1930, Сорренто.
П. Максимову.
Статью получил, прочитал — хорошая статья
Надо бы знать, что делается на Волго-Дон-канале? Не съездите ли туда весною? За счет редакции, конечно.
Какие еще очерки предполагаете дать для «Н[аших] д[остижений]»?
Хорошо бы иметь что-нибудь о женщинах Северного] Кавказа, к 3-й мартовской книге.
Крепко жму руку.
А. Пешков
8. II. 30.
977
А. Ф. ЯКОВЛЕВУ
15 февраля 1930, Сорренто.
А. Ф. Яковлеву.
Вы, товарищ, спрашиваете: «Чего не хватает нашим молодым писателям» для того, чтобы книги ихние «брали за живое»? И затем говорите, что, по-вашему, одним недостатком «выучки» эту «нехватку» едва ли можно объяснить.
Выучек — две, одна — лыко драть, другая — лапти плести. Лыко драть — значит: копить материал, уметь видеть, слышать; уметь чувствовать за всякого другого человека, и «праведного» и грешного, уметь найти в хорошем — плохое, в плохом человеке — хорошее, человечье. Лапти плести — уметь расположить материал так, чтоб всякая мелочь на месте была, а лишнего — ничего, чтоб все било и в нос, и в глаз, и в лоб читателя.
Вот это и есть — техническая, литературная выучка, и дается она — с трудом, как всякая выучка: агронома, доктора и т. д. Я вот пишу скоро 40 лет, а не могу сказать, что умею писать так, как хотел бы, выучки-то все-таки не хватает. И не мало среди литераторов есть людей, весьма много переживших, видевших и слышавших, — рассказывают они об этом — хорошо, а пишут — плохо.
Выучка, техника — великое дело, товарищ, без нее мы бы и теперь сохой землю ковыряли и одевались в звериные шкуры. А вот выучились трактором пахать, из дерева шелк делаем
Нет, товарищ, надобно учиться всегда, всему, надобно напрягать все силы для того, чтобы больше знать, все знать. Встарину говорилось, что «познание умножает скорбь», — в этих словах есть правда, но — не вся. Горько и тягостно познание, когда видишь, что люди живут тяжело и плохо, но — великая радость знать, что они понимают, а многие уже и поняли, что надобно жить лучше, и работают для того, чтобы всем лучше жилось
Молодые писатели — молоды, это тоже недостаток их, но, вы знаете, это — проходит. Торопятся они, небрежно работают, часто портят свой материал, да и язык родной, русский, плоховато знают, а писатель должен отлично знать свой язык. Вон как Пушкин, Гоголь и др. отлично знали его.
Будьте здоровы, товарищ.
Всего доброго.
М. Горький
15. II. 30.
978
В. К. АРСЕНЬЕВУ
19 февраля 1930, Сорренто.
Дорогой и уважаемый
Владимир Клавдиевич!
Вот когда! я собрался ответить на Ваше письмо от 16. I! Но — не стыжусь, всю переписку веду сам, а она у меня очень обширна. Запаздываю отвечать. Это нехорошо, но — пока — неизбежно.
Итак — Вы будете руководителем четырех экспедиций. Это меня восхищает, ибо я уверен, что Вы напишете еще одну прекрасную книгу. И думаю, даже уверен, что это очень хорошо отразится на сборнике по Дал[ьнему] Востоку.
Жду Ваших статей.
Ушаков не был у меня. Письма В[ашего] с текстом детского рассказа о зайце не получил. Куда Вы его послали?
Детские письма, пожалуйста, пришлите. Фотографию мою и книги вышлю Вам, но — готовых снимков у меня нет. Ha-днях снимусь.
Крепко жму Вашу руку и желаю Вам всего доброго.
А. Пешков
19. II. 30.
Sorrento.
979
А. И. ЕЛИСЕЕВУ
9 Марта 1930, Сорренто.
Уважаемый Алексей Иванович —
рукописей периода 93—904 гг. у меня нет, я вообще не сохраняю рукописи.
«Наши дост[ижения]», «Лит[ературная] учеба» и «На стройке» будут Вам высланы.
Нужны ли Вам иностранные издания моих книг? Могу выслать.
Письмо, копию коего Вы прислали, было адресовано Зинаиде Владимировне Васильевой, жене — вдове — друга моего Н. З. Васильева. Варвара — ее дочь. Послано, вероятно, с Капри, года — не помню.
Со временем я пришлю музею 18 подлинных рисунков Боклевского к роману Мельникова-Печерского «В лесах». Почтой не рискую послать.
Материалов о писателях-нижегородцах — не имею.
Крепко жму руку.
А. Пешков
9. III. 30.
Sorrento.
980
И. М. КИСЕЛЕВУ
26 марта 1930, Сорренто.
Вы совершенно правы: невнимательное отношение Москвы к литературной работе провинциальных кружков и одиночек — едва ли можно оправдать как-либо, а невнимание к литературе нацменьшинств тем более не может быть оправдано, да к тому же политически бестактно. Упоминая о нацменьшинствах, я, разумеется, думаю не об Украине, а о племенах Поволжья, Сибири, Кавказа, степей приволжских. Что же касается вас, провинциалов-одиночек, поэтов и прозаиков, — вам следовало бы поискать и найти связь с Москвою.
Что сказать о стихах Ваших? Я не считаю себя знатоком и ценителем современной поэзии.
Мне определенно нравится общий — сатирический? — тон Ваших стихов, но мне думается, что слово Ваше, при наличии остроты его, недостаточно глубоко и часто скользит по коже темы. Стих — многословен, загружен излишествами, это мешает «концентрации» впечатления. Составные рифмы: «дряни — никогда ни», «усы на—сына», «лаять — зла и» — это для меня ненужные и безвкусные фокусы. Есть не мало весьма спорных
