Письма, телеграммы, надписи 1927-1936 - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь разрешите мне сказать несколько слов о Вашем языке, очень плохо обработанном, а местами — крикливом и стремящемся к щегольству, совершенно не нужному и часто понижающему смысловое значение работы Вашей. Вам, человеку с ярко выраженной наклонностью к беллетристике, к художественному изображению, необходимо относиться к слову более серьезно, чем Вы относитесь.
Нет никаких оснований писать «выплевывает» металл, когда проще и точнее оказать «выпускает» в одном случае, «выливает», «извергает» и т. д. — в других. Вы пишете: «работает, как вечный двигатель», но вечный двигатель не существует, так же как не существует бог, и вообще мы не сможем представить себе что-либо способное существовать вечно. Вы употребляете слово «лилипуты», когда можно обойтись более широко знакомым словом — карлики. Нельзя сказать «впечатлил», не нарушая законов нашего языка, — неприятное и незвучное это слово хорошо заменяется словами — подействовал, воздействовал, возбудил и т. д. У Вас «в печать лил» — получается три слова, соединенных в одно, причем память читателя подсказывает ему два глагола: тлеть — тление и лить — литье. «Зубы, блестящие, как зеркало» — неверно и нехорошо. Не годится — не образно — сравнение раскаленной болванки с петухом и курицей. Также нехорошо — сравнение комбината с «большим стальным ежом, утыканным кирпичными стрелами труб». Образность почти всегда преувеличивает описываемое, чтоб сделать его виднее, ярче, понятней читателю. Вы — преуменьшаете. Трубы совершенно не похожи на стрелы, они — тупы. «Сгусток звезд, ослепительный и жгучий, как сотни солнц» — это плохое щегольство словами и неудачное сравнение. Так же неудачно сравнение «город шевелится разноцветным персидским ковром». Неверно «уханье, похожее на трескотню», уханье — звук тяжелый, глухой, трескотня звучит сухо, легко.
Все эти замечания я делаю потому, что, мне кажется, Вы вполне способны писать гораздо лучше — проще, крепче, экономней и ярче.
Исправленный черновик Вашей работы я попрошу возвратить Вам. Просмотрев его, Вы увидите, насколько я прав или не прав, указывая на недостатки Вашей статьи.
М. Горький
966
К. С. ЛЬВОВОЙ
Июль 1929.
Ксении Львовой.
Рассказ интересен и очень своевременен как одна из картин революционного процесса, переживаемого деревней. Автор неплохо показывает, что людям с настроением Пичугина нет места в тяжелой и суровой обстановке деревенского Октября. Но мне кажется, что автору следовало показать: Пичугиным и не должно быть места в этой драме. Вынужденная, насильственная покорность Пичугина, вынужденное у него деревенской действительностью признание необходимости борьбы не может сделать его активным борцом, — он для читателя остается человеком пассивным, действительность не перевоспитала его, а — изнасиловала. В этом, искалеченном, виде он не имеет революционной ценности. «Внезапная, бодрящая мысль», приписанная ему автором, именно «внезапна», и автор ни логически, ни психологически не доказал естественность возникновения этой мысли. Здесь автором нарушена художественная правда. Гораздо правдивее было бы, если б автор посоветовал герою застрелиться. Тогда и художественная правда и вместе с нею социально-воспитательное значение рассказа — выиграли бы.
С формальной стороны в рассказе много погрешностей. Автор слишком старается писать «красиво». Писать следует просто, тогда красота и убедительность придут сами собою. Все красивое — совершенно просто, потому оно и красиво. Стихи Пушкина, трагедии Шекспира, картины знаменитых мастеров кисти — очень просты. Венера «выпрямила» Глеба Успенского именно совершенной простотою своих форм.
Вы, т. Львова, портите Ваш рассказ такими, напр., красивостями:
«Снега млели и испарялись». Это некрасивая фраза, потому что трижды поставленное рядом «и» визжит, как немазаное колесо. Это — неверно: снег не может «испаряться», не растаяв предварительно. «Млеть» могут девушки, парни, старички, но не снега. На стр. 33-й у Вас говорится об «оскомине» инея. «Оскомину» ощущают только нервы десен и зубов при избытке кислот в неспелых ягодах, яблоках. На руках не бывает «подпалин», тут нужно сказать о загаре или: «кожа «обветрена». «Шест» у Вас, «огромный», «длинный», вдруг превращается. в «палку». Вы ставите рядом слова: «сдержанно, тихо», — разве можно тихо говорить «несдержанно»? «Сани пошли шагом», — сани вообще не ходят. «Бурливой, ускользающей, как змея» — нехорошо и неверно. Змее не свойственны движения бурливые. «До робости спокойны», — робость невозможно соединять с понятием покоя. «Зудило покурить», — зуд — кожное ощущение. «Золотушные локоны», — золотуха не есть болезнь волос. «Лаковых полов» не бывает. И нельзя сказать «картины в масляных красках». «Ромбы подола», — ромб — геометрическая фигура, подол едва ли способен образовать ромб, куб и т. д. Очень плохи такие фразы, как, напр.:
«Из сугроба смуглилось больное, заплатанное куском фонаря окошко». Если речь идет о свете фонаря, стекла окна не могут «смуглиться» от него. Фраз такого рода очень много. Их необходимо истребить, ибо все они — неверны, некрасивы, надуманы.
Вы можете писать без этих штучек, совершенно излишних. Вы — можете. Об этом говорит такой Ваш образ: «Широкий, снежный овраг был похож на распоротую перину». Это — верно, и это говорит, что Вы умеете видеть, наблюдать, сравнивать.
967
И. Ф. ЖИГЕ
15 августа 1929, Москва.
Тов. И. Жига.
На мой взгляд:
следует основательно переделать обращение «К читателю». Необходимо придать ему более «деловой» тон и устранить из него все спорные заявления автора. Таковыми являются: «Художественный очерк — первая ступень писательского мастерства», это — неверно, ибо этим как бы утверждается, что писатель должен начинать свою работу с очерка. Известно, что большинство крупных художников прибегали к форме очерка после того, как их авторитет мастеров слова был уже признан читателями и критикой.
«Литература отстает от жизни» — тоже спорно. Существует мнение, что она всегда «отставала», но рядом с ним есть факты, которые опровергают это мнение. 70-е годы дали ряд произведений, которые в достаточной мере точно отражали волнения эпохи; напр.: «Трудное время» Слепцова, «Мещанское счастье» и «Молотов» Помяловского, «Отцы и дети», «Дым» Тургенева, далее «Обрыв» Гончарова, «Устои» Златовратского, реакционные романы Писемского, Лескова, Клюшникова, Крестовского, еще ближе к нам — «Красный смех», «Рассказ о семи повешенных» Андреева; наше время дало и дает весьма много своевременных и талантливых отражений текущей действительности.
«Большинство очерков — халтура» — это несправедливо, неточно и обидно для «очеркистов». Все эта Ваши заявления должны будут вызвать ожесточенную полемику. В данном случае совершенно излишняя, она только помешает Вашему начинанию.
Едва ли справедлив и упрек журналам:
