Осьминог - Анаит Суреновна Григорян

Кими пахло морем – или, может быть, просто сильный ветер накануне унес вонь гниющих водорослей, моллюсков и рыбы, оставив в воздухе только свежий запах морской воды.

– Про этого Хатимана рассказывают много историй, – сказала Кими. – Будто бы он приводит домой потерявшихся детей и спасает рыбаков, которые заблудились в море: появляется перед их лодками, держа в руке вместо рыбы керосиновый фонарь, раскачивающийся от ветра. – Она покачала головой из стороны в сторону, и ее распущенные еще не просохшие с вечера волосы тоже качнулись в воздухе. – Вот только мужа Мацуи-сан он почему-то тогда не спас.

– Давно это было?

– Давно…

Плащ девушки был распахнут, и Александр смотрел, как ее маленькая грудь поднимается и опускается под влажной тканью блузки. Она дышала глубоко, как будто недолгая ходьба ее утомила.

– Лет пять или шесть назад, мы с Момоэ тогда еще совсем девчонками были: помню, на похоронах она показывала мне записки, которыми под прилавком обменивалась со своим парнем, пока хозяйка магазина не видела, и мы хихикали, когда урну с прахом опускали в могилу. До сих пор стыдно смотреть в глаза Мацуи-сан – она так плакала на похоронах своего Рику, да и сейчас, стоит ей о нем вспомнить, глаза у нее сразу на мокром месте. Послезавтра, кстати, должна быть годовщина: Мацуи-сана в среду похоронили, об этом потом много было разговоров – рыбака, утонувшего в море, похоронили в день воды[199]. Слушай, амэрика-дзин-сан, – Кими слегка сжала пальцы у него на запястье, – считается, что в дни от своей смерти до похорон покойник может вернуться на землю в виде призрака и наказать того, кто нанес ему обиду. Ты не боишься?

– О чем это вы, Араи-сан?

– А ты сам не знаешь… – Она потянула его к себе, так что их лица теперь почти соприкасались. – Не знаешь, американец?

Ее огромные, широко распахнутые глаза были так близко, что ему стало немного страшно. Он попытался отстраниться, но Кими крепко обняла его за плечи и не отпускала.

– Мацуи-сан был хорошим человеком. Не слишком разговорчивым, но ведь от мужчины и не требуется, чтобы он болтал с утра до вечера, главное, чтобы работал и приносил в семью заработанное, верно? Возвращаясь из рейса, Мацуи-сан всегда дарил детям красивые ракушки и разную морскую мелочь, попадавшуюся в сеть и не годную на продажу, а друзьям мог продать за бесценок какую-нибудь хорошую рыбину или лангуста. Мать часто брала у него окуня и хираме – пока у нее были в порядке зубы, она очень любила хираме, жаренного до хруста, и темпуру из мелких креветок с луком. Мне он однажды подарил большого морского конька – высушил его и покрыл разноцветным лаком, так что конек выглядел как настоящий китайский дракон. – Кими вздохнула, прижавшись к Александру грудью. – Он мне тогда так и сказал: характер у тебя, Кими-тян, как у маленького дракона, вот тебе маленький дружок-дракон[200]. У меня до сих пор этот морской конек лежит в ящике стола со всякими безделушками, у него отломился плавник и кусочек хвоста, но мне все равно жалко его выбрасывать – какая-никакая, а все-таки память.

– Араи-сан…

– А ты спишь с его женой, американец. – Она провела пальцами по его волосам. – Разве это хороший поступок?

– Я русский, Араи-сан…

Кими поцеловала его. Ее дыхание пахло мятой гостиничной зубной пасты, а на губах ощущался пряный солоноватый привкус.

– Забери меня с собой, Арэкусандору-сан, забери меня отсюда, я моложе и красивее Мацуи-сан, зачем она тебе? Она любит только своего мертвого Рику. – Ее руки скользнули по его спине, и он вздрогнул от неприятного ощущения холодной ткани рубашки. – Я люблю тебя.

– Я думал, вам нравится Камата-сан…

Обнимавшие его руки вдруг исчезли, и Кими резко отшатнулась, едва не ударившись головой о стену дома. Ее лицо походило теперь на разгневанную маску мстительного духа. В следующую секунду она залепила Александру звонкую пощечину.

– Сволочь! Хочешь сказать, что я какая-то шлюха?!

– Я не имел в виду ничего плохого, Араи-сан, вы не так меня поняли. – Он поднял свободную руку, чтобы закрыться, но Кими, видимо, решила, что он собирается ударить ее в ответ, взвизгнула и хлестнула его ладонью по лицу еще раз – щеку Александру как будто обожгло кипятком. – Араи-сан, я не хотел вас обидеть!

– Катись к черту! Без тебя найду дорогу! – Продолжала кричать Кими. – Называй шлюхами девчонок в своей Америке! – Она еще раз попыталась его ударить, но на этот раз ему удалось увернуться, и ногти Кими скользнули по ткани зонта. – Придурок! – В ее голосе послышались слезы. – Чертов иностранный придурок!

– Араи-сан, я правда совсем не хотел вас обидеть!

Вместо ответа по асфальту застучали ее каблучки – Кими убежала. Подождав пару минут, Александр со вздохом сложил зонт и прислонился спиной к стене. Невыносимо хотелось спать, щека все еще горела, он поднял руку и, дотронувшись до нее пальцами, почувствовал что-то липкое: девушка до крови расцарапала ему лицо.

– И вправду маленький дракон… – Пробормотал Александр. – Вы самый настоящий маленький дракон, Араи-сан.

Он огляделся: узкая крытая улочка была освещена лампочками над дверями домов, но там, где она заканчивалась, сразу же начиналась сплошная стена сумерек. Александр сделал несколько шагов в сторону, куда убежала Кими, потом развернулся и зашагал обратно к побережью. С моря в лицо ему дул влажный соленый ветер, дождь снова усилился, и, когда Александр вышел к краю острова и побрел вдоль высокой бетонной стены, выстроенной для защиты от цунами, зарядил настоящий ливень. На улице было совершенно безлюдно. Он сунул руку в карман, достал айфон и коснулся экрана: экран тускло засветился (у айфона садился аккумулятор) и показал половину четвертого утра и сообщение от господина Канагавы. Александр нажал на сообщение, но открылось только: «Уважаемый Арэкусандору-сан! Руководство нашего банка…» Далее текст обрывался – из-за тайфуна были перебои с мобильной связью. Александр вздохнул и спрятал айфон обратно в карман.

В «Тако» горел свет. Над входом покачивались от ветра несколько красных и желтых фонариков с кисточками, издававших тихий мелодичный перезвон – видимо, внутрь них были спрятаны колокольчики. Александр осторожно потянул дверь в сторону, и она неожиданно легко поддалась.

– Охаё: годзаимасу![201] Вы сегодня рано, Арэкусандору-сан. – Кисё, намывавший пол растрепанной шваброй, улыбнулся ему как ни в чем не бывало. Сна у официанта не было ни в одном глазу. – Налить вам чего-нибудь?

– Виски хайбола, если можно. – Александр оставил зонт у входа и присел на один из высоких стульев за барную стойку. Большая манэки-нэко на холодильнике сидела неподвижно, занеся вверх левую лапу, и таращилась вниз своими криво нарисованными глазами. – Доброй ночи, Кисё.

– И вам доброй ночи. – Кисё отставил в сторону швабру, прошел за стойку, тщательно вымыл руки и достал из холодильника высокий запотевший бокал. – Вам обычный или сделать покрепче?

– Покрепче, пожалуйста.

Александр наблюдал, как Кисё наливает в бокал виски, добавляет немного сладкого сиропа и апельсинового биттера и смешивает все длинной коктейльной ложкой. Простые движения получались у него ловкими, словно он разыгрывал представление. Деревянные дощечки меню и сушеные рыбы-фугу, подвешенные над барной стойкой, были дочиста вытерты от пыли, к шнуркам, на которых они раскачивались, были приколоты небольшие бумажные цветы. На краю барной стойки рядом с бойлером для чая стояла простая ваза с парой хризантем – белой и темно-фиолетовой. Похоже, Кисё трудился в ресторане с самого закрытия.

– Разве завтра какой-то праздник?

– Да, можно сказать и так. – Кисё насыпал в бокал доверху колотого льда и взглянул на Александра: – Завтра у господина Фурукавы день рождения, и я решил порадовать его, все тут прибрав.

– Вот как…

– Вам понравились мои фонарики над дверью?

– А, да…