Сын негодяя - Сорж Шаландон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Навестив родителей в Лионе, ты поехал на поезде в Париж. Поселился в гостинице на улице Дюнкерк под своим настоящим именем. Там ты познакомился с «молодым бельгийцем» родом из Лувена, который собирался вступить в батальон американских рейнджеров[32], тех, что высадились 6 июня в Омаха-бич и взяли штурмом Пуэнт-дю-Рок.
Почему ты пошел в рейнджеры? «Я узнал, что отряды FTP будут расформированы, поэтому решил записаться к американцам».
И вот 28 октября ты вместе с этим парнем явился в Фор-де-л’Эст под Парижем. «Учитывая мой военный опыт, меня определили рядовым в командную роту». Оттуда ты отправился в казарму FFI[33] у заставы Клиньянкур на медосмотр. Американский военный врач в чине лейтенанта признал тебя годным, однако французский полковник счел недостаточными представленные бумаги о твоем участии в Сопротивлении.
На этом месте я прервался. Чтобы французские и американские военные в казарме FFI вместе занимались проверкой рекрутов? Никогда о таком не слышал! Однако комиссар ни о чем тебя не спросил. Дал говорить дальше и только потом, позднее, поставил на полях протокола вопросительный знак напротив фразы:
«Но лейтенант взял на себя ответственность за мое зачисление в ряды американской армии и велел мне съездить в Сент-Этьен и Лион за документами о военной службе до Освобождения». Больше того – он выдал тебе удостоверение рейнджера, на твое имя и с фотографией.
Но что ты хотел доказать? С 18 августа 1942 года французская полиция разыскивала тебя как дезертира. Потом твое имя значилось в полицейских списках сотрудничавших с врагом. Так что? Что ты собирался найти, вернувшись на места своих преступлений?
Ты уверял дознавателей, что 1 ноября 1944 года в Сент-Этьене, будучи в американской форме, был арестован FFI. А в ночь с 8-го на 9-е сбежал из какого-то здания на улице Виктор-Дешан. На этот раз ты скрупулезно указывал, где был, в каких гостиницах ночевал, называл точные дни и даже часы. Так всегда: множество правдивых деталей в подтверждение самых неправдоподобных рассказов.
Далее ты добрался до Лиона, «когда пешком, когда автостопом», взял у отца две тысячи франков (он это подтвердит). Оттуда вернулся в Париж и «поездом в 9.20» поехал в Лилль. Зачем? Да в рейнджеры же! Так ты сказал дознавателям. Но когда 12 ноября прибыл в казарму FFI в Кенуа, близ Валансьена, один друг по маки предупредил тебя, что ты разыскиваешься как дезертир из американской армии. Война еще свирепствовала повсюду, но для тебя она почти закончилась. Пять раз дезертировавший из пяти разных армий, ты снова вынужден скитаться, как затравленный зверь. Валансьен, переход через бельгийскую границу в Кьеврешене, поезд до Монса, трамвай до Брюсселя. Ты переночевал «у мадам Гарнье, на улице Бель-Вю, 34». На этот раз следователь никакого поручения в Брюссель не давал и наводить справки об этой женщине не стал. Твоя история подходила к концу. Правосудие спешило с ней разделаться. Потом на другом трамвае ты поехал в Льеж. Там ночевал в бомбоубежище. Дальше шел пешком по ночам, миновал разные городишки – от Вервье до Эпена, дошел до Германии и остановился в Экс-ла-Шапеле, месяц назад занятом американцами.
Там ты спрашивал у штатских немцев, где проходит передовая.
«Я хотел во что бы то ни стало обойти американский пропускной пункт, который находился чуть дальше на дороге», – сказал ты комиссару Арбонье через два дня после ареста. А когда он спросил почему, раз ты собирался в рейнджеры, объяснил: «Там какой-нибудь американский обалдуй заставил бы меня заполнить кучу бумаг и послал бы меня в какую-нибудь контору. А я хотел скорее на передовую – воевать».
Полусотней километров восточнее, в лесу Хюртген, бушевала решающая битва между американцами и немцами. Янки прорвали линию Зигфрида, но встретили неожиданное сопротивление. Американское командование полагало, что моральный дух врага сломлен после высадки десанта, но Хюртгенский лес слишком густой. Несмотря на усилия артиллерии и авиации союзников, рейнджеры, солдаты 1-й армии и их товарищи продвигались без поддержки и с большим трудом. Они сражались против немецких танковых дивизий и штурмовали неприступную высоту 400, важный стратегический пункт противника.
Ты вошел в ад. Там, в лесу, тысячи молодых солдат гибли под пулеметными очередями, снарядами и бомбами. Не знаю, была ли на тебе форма. Ты ничего об этом не сказал. Один из дознавателей как-то обмолвился про американскую форму, но, думаю, этого быть не могло. Чтобы ты проделал весь этот путь, начиная с медосмотра у рейнджеров и дальше – трамваями, автостопом, – и никто тебя ни о чем не спросил. Так или иначе, ты оказался участником едва ли не самого страшного сражения на Западном фронте. Нацисты тайно готовили зимнее контрнаступление в Арденнах. У них был приказ – не отступать ни на шаг.
Передаю тебе слово: «Я углублялся в лес, искал американские форпосты». Было холодно. Туман, дождь, у тебя с собой только вещмешок на спине. «Когда я понимал, что лесом не пройти, то возвращался на дорогу, надеясь сдаться американской военной полиции». В тот день в немецком лесу, где шло сражение, ты поднял руки. «Меня задержал американский военный, я пошел за ним, представился французом и сказал, что пришел воевать с немцами в их рядах». Протокол допроса заканчивается бесподобной в своей простоте фразой: «Ему мое появление показалось подозрительным, и я был арестован».
Ну вот, отец, твоя война закончилась. Американцы передали тебя французам, и теперь ты едешь в Лилль в полицейской машине связанным по рукам и ногам.
* * *
Перелистнув последнюю страницу допроса, я вышел пройтись по Лиону. Послушать шепот мирного города. Навстречу мне попались